избавляется от орудия убийства. Но делает это почему-то не в номере убитого, а выбегает в коридор, где находится окно, выходящее в сад. В это окно он и выбрасывает вазу. После чего спускается вниз и вместо того, чтобы забрать осколки с собой, прячет их в кустах. Не сходится.

– А что, если он не сразу избавился от вазы? – предположил Зацепин.

– Он унес ее с собой, а потом выбросил в окно?

– Я не знаю, по какой причине предполагаемое орудие убийства оказалось в другом месте, но моя версия не такая уж и бессмысленная.

Мне показалось, что я задела следователя.

– Отпечатки будете снимать? – спросила я.

– Будем.

– По-моему, Алексей Олегович, мы зашли в тупик. – призналась я.

Я впервые обратилась к нему по имени-отчеству. Кажется, он и сам удивился.

– Давайте так, – предложила я. – Я тоже думаю, что именно этой вазой был нанесен удар. Но мне непонятно, почему она оказалась на улице. Не проще было бы спрятать ее?

– Иногда люди ведут себя непредсказуемо, – напомнил Зацепин. – Преступник мог растеряться, перестал мыслить логически. На полу лежит раненный им человек, поэтому мысль убежать и забрать с собой вазу кажется ему здравой. Оказавшись в коридоре, он понимает, что ваза в руках может вызвать вопросы у любого, кто встретится ему на пути. А такое вполне возможно, ведь совсем рядом полно людей, гости уже в таком состоянии, когда их может занести в любой уголок отеля. Осмотревшись, он находит выход – окно в коридоре. Он открывает его и выбрасывает вазу вниз. Предполагаю, что перед этим он убедился в том, что в саду под окном никого нет.

– После этого он спокойно идет в сад и забрасывает осколки в кусты, – продолжила я. – У него нет времени собирать их, потому что, как вы уже сказали, его могут в любой момент увидеть.

– Именно так, – заключил Зацепин. – А разбиться ваза могла обо что угодно. О металлический край урны, например. Или о камень, которых на дорожке огромное количество. А бетонную ступеньку около беседки видели?

– Видела.

Зацепин сел на стол, нацепил на нос очки и принялся что-то набирать на клавиатуре.

– Громовы уже приходили? – спросила я.

– Да, были. Предоставили свое домашнее порно. Как по мне, так это очень паршивое алиби.

– Согласна. Но Людмила уверяла меня, что они не выходили из номера в течение часа. Сколько времени длится видео?

Зацепин снял очки, взлохматил волосы.

– Пятьдесят семь минут. Время съемки совпадает с временем смерти Шейнина.

– В отеле есть камеры видеонаблюдения? Вы проверили записи?

– В отеле нет камер, – устало произнес Зацепин. – Если бы были, то вопросов было бы гораздо меньше. Они установлены только в холле.

– Ну как же так, а? – расстроилась я. – Вроде бы камеры сейчас везде ставят.

– Вероятно, не везде.

– Жаль. Нам бы очень помогло. Я думала, что вы их проверили.

Следователь кашлянул, снова нацепил очки на нос и вернулся к ноутбуку. Больше я была ему не интересна, даже обидно стало.

– Если я не нужна, то попробую поговорить с Иваном Шейниным.

– Давайте. Если получится, то сразу сообщите, – сказал он, не отрываясь от экрана.

«Ну и сиди тут, – обиделась я. – Не утомись только».

Светлана Борисовна встретила меня в дверях номера. Отошла в сторону, освобождая проход, после чего выглянула в коридор и только потом закрыла дверь.

– Как дела? – спросила она, увлекая меня на кухню. – Что-нибудь удалось раздобыть? Как Алла? А Сергей с вами? Кто же за ней присмотрит?

Господи, сколько вопросов. И на каждый ей будет нужен подробный ответ.

– Алла с Сергеем дома. Новостей никаких.

Светлана Борисовна вытаращила глаза.

– Никаких? Совсем?

Я не стала рассказывать ей о найденных в кустах осколках. Наши с Зацепиным предположения нужно было подтвердить, а на это потребуется время. И потом, я все еще не была готова обсуждать со Светланой Борисовной детали расследования, иначе она могла бы предпринять попытки разобраться во всем самой. Она уже пыталась начать, но я ее вовремя остановила. И убедить ее было непросто. Но так как она обратилась за помощью ко мне, то дать отчет я была обязана.

– Я общаюсь со следователем, Светлана Борисовна, но он, как вы понимаете, занимается делом официально, а я лишь могу посоветоваться с ним, не более, – доложила я. – Он держит меня в курсе, но обещания рассказывать мне все не давал.

– Он знает, что вы работаете на меня? – строго спросила Светлана Борисовна.

– Да, я сказала ему.

– Зачем?! – возмутилась она.

Она, кажется, не понимала, что не нужно вмешиваться в то, чем я занимаюсь. Или понимала, но ничего не могла с собой сделать. Являясь по натуре лидером, Светлана Борисовна хотела в одно лицо принимать решения и управлять мной. Ей казалось, что она справится, потому что лучше всех знала своего сына. Это и было ее главной ошибкой. Невмешательство – вот что мне требовалось от нее. И не больше.

– Затем, что только так смогу иметь доступ к какой-то информации, – отрезала я. – Послушайте, позвольте мне самой решать, что и как мне нужно делать. Хорошо? Не надо мне диктовать условия, иначе я разорву условный контракт.

Светлана Борисовна чуть не задохнулась от возмущения.

В этот момент я представила на своем месте Аллу и искренне ей посочувствовала. Она уже находилась под прессингом властной свекрови, но позже, когда боль утраты ослабеет и Алла придет в себя, между ней и Светланой Борисовной может разгореться нешуточная война.

– Вы, кажется, слегка попутали понятия, – вкрадчивым тоном произнесла она. – Это я плачу вам деньги. Это вы мне подчиняетесь. И должны слушаться. А не наоборот.

– Ошибаетесь, – ответила я. – Я работаю, а вы мне мешаете.

И я направилась к двери. Хватит с меня. Или пусть сидит тихо, или я откажусь с ней иметь дело. Достала.

Светлана Борисовна шла следом, не пытаясь меня остановить.

Я открыла дверь.

– Надеюсь, мы поняли друг друга? – спросила я.

Она подалась вперед, чуть ли не выталкивая меня в коридор. Я сделала шаг вперед, и дверь тут же захлопнулась у меня за спиной.

Пытаясь совладать с собой, я некоторое время стояла на