самым компенсируя в какой-то мере потерю ахтерштевня. Но и покончив с этим делом, мы из-за ветров и туманов не могли, не подвергая себя непосредственной опасности, пробиваться через сомкнутое ледяное поле, которое теперь преграждало нам путь в открытое море.

Все же после многочисленных треволнений, непрестанно следя за течью, мы благодаря неослабному усердию команды 23 июля наконец увидели землю и подошли на расстояние трех-четырех миль к берегам Шетландских островов. Вечером, когда «Джон» выполнил все наши требования, предусмотренные условиями соглашения, мы отослали на борт этого судна 12 человек из его команды. Они расстались с нами, трижды прокричав «ура», причем судно, как полагается, было расцвечено флагами. Теперь, когда нам пришлось идти под парусами, полагаясь только на собственные силы, наш ход замедлился. Рассвет 27 июля принес нам радость: показался наш порт. Мы устремились туда на всех парусах. Нам прислали лоцмана, когда мы подошли к молу. Судно незамедлительно вошло в гавань и в 5 часов 30 минут пополудни стало на якорь в безопасном месте.

Скорсби — отец и сын — покинули море до того, как произошла великая перемена и парус уступил место пару. Но китобойный промысел в северо-западных водах пережил и эту перемену. Он продолжался вплоть до первого десятилетия XX века. Правда, позднее сюда приходило значительно меньше судов, но зато они были гораздо крупнее. Эти суда, приписанные в основном к шотландским портам, были специально приспособлены к ледовым условиям. Весь последний период своей деятельности китобойцы служили вспомогательными судами для тех кораблей, которые вели борьбу со льдом в научных или исследовательских целях. Но китобойные суда совершали исследовательские плавания и самостоятельно. И нередко первыми достигали многих отдаленных бухт и проливов восточной части американской Арктики как раз паровые китобойные суда. Создание головных складов для исследователей, проводка сухопутных исследовательских групп через льды, спасение команд потерпевших крушение исследовательских судов, консультирование начальников экспедиций, снаряженных в далекие просторы ледовитых морей, — все это и еще многое другое было регулярной обязанностью китобоев до того, как сталь заменила китовый ус в женских корсетах и китобойному промыслу в восточной части американской Арктики был положен конец.

Из всех мореплавателей, отваживавшихся заходить в северо-западные воды, никто не знал льды так хорошо, никто не боролся с ними так упорно и никто не нес таких больших потерь, как китобои.

Глава восьмая

Бесконечная зима

Одна эра арктических исследований закончилась с Джемсом Найтом. К концу XVIII века Фробишер, Гудзон, Байлот, Джемс и Мунк были почти забыты, а к началу XIX века Баффинов залив был стерт с карт, сочтен за плод воображения. Пролив Фробишер превратился в миф, и его перенесли к закованному льдом юго-восточному берегу Гренландии. Выветрилась из памяти даже первоначальная попытка Генри Гудзона пройти прямым путем к Северному полюсу через полярное море мимо Шпицбергена. Люди XIX века относились к прошлому с таким же пренебрежением, как мы, люди XX века.

И все же первые годы XIX века ознаменовались появлением нового поколения арктических исследователей. Этому вопреки ожиданиям способствовала война. Борьба с Наполеоном заставила англичан довести свой флот до невиданных размеров и мощи. Он превратился в полностью специализированный флот с тысячами кадровых офицеров и сотнями кораблей. Когда Наполеона сослали на остров Святой Елены, отпала необходимость в столь мощной военной машине. Но и тогда, как в наши дни, военные не могли смириться с мыслью об ослаблении своей власти, и посему лорды Адмиралтейства энергично занялись поисками новых путей, чтобы оправдать расходы на их ведомство.

По счастливой случайности вынужденные поиски raison d’être[54] руководством военно-морского флота совпали со стремлением Англии закрепить свои права на открытые ранее земли и заняться их эксплуатацией. Что касается Британской Северной Америки, то нельзя было определить потенциальные богатства арктических районов (за исключением Гудзонова залива), так как почти ничего не было известно об этих огромных пространствах суши, моря и льда. За исключением устьев рек Маккензи и Коппермайн, до которых дошли по суше Маккензи и Херн, все арктическое побережье и его огромный архипелаг на протяжении от восточных берегов Баффиновой Земли до Айси-Кейп на Аляске оставались неизвестными для европейцев. На всю эту огромную территорию претендовала Великобритания, но ее претензии повисали в воздухе без изучения конкретных условий.

Стремление заполнить «белые пятна» на картах американских морей и материков подогревалось вновь мелькнувшей надеждой открыть западный проход к Тихому океану. Желанный проход вновь возбудил любопытство европейцев. Сочетание этих обстоятельств способствовало пробуждению всеобщего интереса к исследованиям на Северо-Западе. Это было на руку Адмиралтейству, и оно сделало попытку превратить исследования в свою монополию.

Новый период исследований Арктики начался в 1818 году, когда четыре корабля британского военно-морского флота в составе двух экспедиций были посланы на Север. Одна из этих экспедиций, в которой принимал участие офицер, носивший имя Джон Франклин, получила такое задание, которое, как доказал Гудзон, было невыполнимым: пройти, минуя Шпицберген, к полюсу и оттуда на юг, к Берингову проливу. Здесь была назначена встреча с двумя судами второй экспедиции, которая под начальством капитана Джона Росса должна была найти Северо-Западный проход и воспользоваться им.

Трафальгар, думается, вскружил головы лордам Адмиралтейства. Они, очевидно, считали, что даже арктические льды разойдутся перед двойным натиском.

Однако лед не отступил перед победителями Трафальгара, и Арктика не открыла им никаких новых тайн по сравнению с теми, которые вырвали у нее первооткрыватели. Шпицбергенская флотилия расквасила себе нос о непроходимый полярный пак и уползла на родину. Росс со своими двумя кораблями достиг лучших результатов: он не только прошел через Девисов пролив, но заново открыл и исследовал весь Баффинов залив. Если бы счастье и время года были на их стороне, участники этой экспедиции добились бы большего. Ведь они вошли в пролив Ланкастер и покрыли там расстояние в 50 миль до того, как повернули на запад. К этому их вынудило в основном приближение зимы и «горный хребет», преграждавший путь[55].

Это было первое плавание Росса в Арктику. Будущий моряк родился в 1777 году, в девятилетием возрасте был зачислен на британский военно-морской флот и служил там беспрерывно до описываемой экспедиции. Морская война — не совсем подходящая школа для арктического исследователя, но Росс с поразительной быстротой освоился в новой обстановке.

Он проявил и другую благородную черту характера, воздержавшись по возвращении в Англию от бахвальства своими подвигами, довольный тем, что смог восстановить доброе имя Баффина