это событие не за горами и нам его не миновать. Не приходилось удивляться тому, что оно наступило. И все же то обстоятельство, что до этого момента мы были всегда заняты делом и у нас постоянно находилась работа, мешало нам, как это всегда бывает в жизни, думать о будущем. Мы не видели, что печальное событие, которое нельзя было бесконечно оттягивать, приближается с каждым часом, с каждой минутой. И вот оно наступило.

Тут мы вынуждены были призадуматься, ибо теперь у нас не стало другой работы. И только в этот момент перед нами во всей полноте предстала перспектива долгих и томительных месяцев, а то и года неизбежной задержки в неподвижных льдах. Дверь тюрьмы впервые захлопнулась за нами, и мы почувствовали себя такими же беспомощными, как узники, потерявшие надежду избавиться от заключения в течение многих долгих и унылых месяцев.

6 октября. Из-за свежего ветра последняя ночь была самой холодной, и мы продолжали рубить лед, чтобы довести судно до того места, которое, как мы полагали, будет самым безопасным убежищем на время зимовки. Эта работа продолжалась весь день.

В однообразие первого дня, предшественника многих еще более унылых, внесла оживление успешная охота на медведя — наша первая охота на этого зверя. Подойдя к судну, медведь повернул к острову, и здесь наши охотники сумели отрезать ему путь к земле. Не дав зверю убежать, мы натравили на него гренландских собак. Но последние оказались бесполезными и не проявили желания напасть на медведя — инстинкта, присущего собакам этой породы. Тогда медведя погнали к воде. Нырнув в нее среди вновь образовавшихся льдин, он мог передвигаться только с большим трудом и был убит.

8 октября. Теперь не оставалось ни малейшего сомнения в том, что мы достигли места зимовки, хотя еще несколько дней назад у нас не было такой уверенности. Нельзя было рассчитывать на то, что удастся вести активный образ жизни; мы даже не знали, какое полезное занятие сможем себе подыскать. Но мы должны были придумать себе работу и обеспечить по мере возможности спокойную и благополучную жизнь.

Вокруг уже не оставалось ни одного пятнышка свободной ото льда воды. За исключением торчащих кое-где в виде черных точек скал, по всему горизонту в направлении суши нашему взору представлялись лишь ослепительно-белые, однообразные, грустные, навевавшие тоску заснеженные просторы. Да, то была действительно унылая перспектива. При всей своей сверкающей белизне эта земля, царство льда и снега, всегда была и всегда останется унылой, мрачной, навевающей тоску однообразной пустыней. Под ее влиянием притупляется разум: ни о чем не хочется думать, ничто не волнует. Даже поэт не нашел бы пищи для воображения там, где ничто не нарушает однообразия, где ничто не движется и не меняется, все навечно остается одинаковым, безрадостным, холодным и неподвижным.

Работы на судне продолжались; выбрали и место для порохового погреба на острове, неподалеку от нас. После учета запасов топлива выяснилось, что мы располагаем 700 бушелями угля и кокса. Этого, по нашим расчетам, должно было хватить для повседневных нужд на то же число дней. Полная инвентаризация всего провианта выявила, что запасов хватит на два года и 10 месяцев, если выдавать паек по полной норме. Эти запасы без особого труда можно было бы растянуть на три года. Растительного масла и свечного сала хватило бы на тот же срок, что и провианта. Кроме того, мы рассчитывали пополнить запасы охотой на медведей и тюленей в море и на суше.

13 октября отдельные части машины и медные пушки перенесли на лед, а нижнюю палубу очистили от некоторых резервных грузов, перенеся их на хранение в трюм. Тем, кто верил в приметы, представилась возможность заниматься догадками по поводу того, что предвещал ворон, летавший вокруг судна. Как далеко они зашли в своих толкованиях и что именно предсказывали, меня мало интересовало.

22 октября. Теперь, когда судно было значительно облегчено, пришлось обколоть лед вокруг него, чтобы оно могло подняться до нормальной осадки. Когда это было сделано, судно поднялось на девять дюймов и мы начали строить вокруг него вал из снега и льда для защиты от холода. Перенесли камбуз, поставив его в центре кубрика среди коек, чтобы тепло от печки распределялось более равномерно. На верхней палубе над котлами поставили бак из листового железа, и с помощью этого устройства собирался и конденсировался пар, доставляющий немало хлопот при столь низких температурах. Видели еще одного ворона. Ежедневно, хотя и не слишком успешно, занимались ловом волнистых рожков[58].

Я уже упоминал о том, какими запасами продовольствия мы располагали. Что же касается спирта, то его должно было хватить только на год. По этому поводу надо было скорее радоваться, чем огорчаться, ибо употребление спирта в этом суровом климате, несомненно, приводит к губительным последствиям. Одно из них, по моему убеждению, заключается в повышенной склонности к цинге. Итак, запас спирта надлежало зарезервировать для отрядов, которые позднее будут совершать походы на суше. Здесь он может принести существенную, хотя и недолговременную пользу. Спирт пригодится и при кораблекрушении, если придется плыть в лодках, в качестве горючего, наконец, он понадобится, если нам не удастся освободить судно из ледяного плена весной и будут продолжаться исследования на суше. Соответственно было отдано распоряжение прекратить выдачу грога, причем нас очень порадовало, что команда не роптала по этому поводу.

В течение первого месяца мы установили навес над судном, но все еще не покончили с возведением вала и засыпкой верхней палубы снегом. Внутри судна тоже проделали некоторые работы: на месте рулевой рубки построили помещение для хранения сундуков команды, кухонной утвари и хлебопекарных принадлежностей; от него вокруг всего жилого помещения были проложены медные трубы, куда поступал пар. Над паровым камбузом, очагом и проходом в верхней палубе сделали проемы, где установили железные баки вверх дном. Сюда поступал пар и здесь немедленно конденсировался.

Нам кажется, что такое устройство превосходит все применявшиеся ранее. Оно позволяло избежать сырости в помещении и избавляло от необходимости поддерживать чересчур высокую температуру, как это делали раньше[59], чтобы пар оставался в воздухе, пока не осядет на бимсах и палубе. Это также обеспечивало большую экономию топлива, ибо температура от 40 до 50 °F достаточна, чтобы в жилом помещении было сухо, тепло и удобно. Между тем на судах предшествовавших экспедиций ее часто приходилось доводить даже до 70 °F.

Люди спали на подвесных койках, которые убирали в шесть часов утра, вешали в