Между тем на нас быстро надвигался пак, твердый как скала. Пак то представал перед нами покрытый пеной, то скрывался за волнами: порой он как бы вздымался на невероятную высоту над поверхностью моря. Не стоит рассказывать здесь о тех мерах, которые мы принимали, пытаясь уберечь судно от грозившей ему опасности, ибо все они оказались тщетными. В 11 часов вечера, находясь совсем близко от пака, мы в тумане разглядели неподалеку разводье и повели судно к нему. По счастью, здесь льдины были малы, во всяком случае, все большие льдины нам удалось обойти — так что, получив несколько толчков, мы без серьезных повреждений зашли в разводье. Оно, как нам казалось, обеспечивало безопасное убежище.

Но нас постигло горькое разочарование: при обусловленной крайней необходимостью попытке повернуть судно оно отказалось повиноваться, несмотря на все наши старания. Из-за этой неприятности, вызванной как плохой остойчивостью судна, так и яростной силой ветра, нас отнесло к большому ледяному полю, которому не было видно конца. «Марс» из Уитби и другое судно, следовавшие непосредственно за нами, когда мы входили в ледяное поле, отличаясь лучшей остойчивостью по сравнению с «Эском», легко выполнили этот маневр и через несколько минут скрылись из виду. В этих ужасных условиях нас восемь часов подряд с невероятной силой било об лед. Все это время я находился на брамселе, руководя постановкой парусов, дабы избежать столкновения с самыми крупными льдинами, из которых любая могла пробить борт. С Божьей помощью нам чудом удалось в этом преуспеть, и 2 мая в восемь часов утра мы вошли в небольшое разводье, где ухитрились управлять судном, пока ветер не стих и не появилась возможность зайти в более безопасное место. Осмотрев судно, мы обнаружили, что видимые повреждения сводились только к разрушению большей части рулевого устройства, нескольким небольшим «ссадинам» на бортах и пробоинам в нижней части кормы.

С этого момента и до 20 мая промыслу в основном мешало образование нового льда, так что за это время мы убили всего одного кита. Что же касается наших соседей, то только немногим удалось добиться даже такого результата. Всю следующую неделю мы были так скованы льдом, что стояли на месте и лишь иногда удавалось пройти несколько ярдов. Затем 12 дней мы с небывалым упорством пробивались сквозь льды. Наконец 12 июня удалось счастливо из них выбраться. К 27 июня было добыто 13 рыб [китов], из которых извлекли около 125 бочек жира.

28 июня мы большую часть дня шли на запад и приблизились к кромке плотного ледяного поля, состоявшего из огромных льдин небывалой толщины. Обстановка здесь показалась мне не подходящей для промысла, и мы позволили судну дрейфовать на восток всю ночь. Впрочем, 29 числа утром оказалось, что оно совсем незначительно отошло от места, где стояло, когда я ложился спать. Широкие разводья между льдинами теперь стали смыкаться. Следовало сделать попытку спустить на воду четыре лодки и буксировать судно по находившимся поблизости разводьям. Когда мы пытались ввести его в узкую бухту, которая казалась, безусловно, надежным убежищем, небольшая льдина подошла под самый нос и застопорила ход. Не прошло и минуты, как судно начало сильно зажимать льдами.

Ни одна из окружавших льдин не казалась нам опасной. Враг притаился с левого борта, но мы об этом и не подозревали. Размер льдины, коснувшейся левого борта, не превышал шести квадратных ярдов, и торчала она над водой немногим больше чем на ярд. Но на глубине 10–12 футов заостренный твердый выступ этой льдины давил на киль, приподнял руль и причинил такие повреждения, которые едва не привели судно к гибели. Примерно через полтора часа после этого несчастья плотник, проверяя помпу, обнаружил, к нашему великому огорчению и изумлению, что глубина воды в трюме достигла 8,5 фута. Это вселило в нас большую тревогу; у всех на лицах было написано отчаяние, матросы взялись за помпы, и одновременно был поднят сигнал бедствия. С окружающих судов к нам подошло до дюжины лодок. За четыре часа уровень воды удалось снизить почти до четырех футов, но одна помпа вышла из строя. Откачка теперь шла медленнее, чем раньше, и вода снова стала брать над нами верх.

Наша команда не могла бесконечно заниматься откачкой, и нужно было принять какие-то меры, чтобы быстро выправить положение, пока у нас было достаточно помощников.

Мы полагали, что пучками каболки, соломы или конопати можно затянуть часть самых крупных пробоин, задержать приток воды и закрепить эти пучки посредством пластыря (то есть паруса, привязанного с четырех концов к канатам и подведенного снизу к поврежденному или давшему течь месту). Мы приготовили нижний лисель и свили пучки из перечисленных материалов, присовокупив к ним куски старой тонкой парусины, китовый ус и большое количество золы, хорошо подходившие для этой цели. Пластырь был подведен под поврежденное место, но это нисколько не помогло. Пришлось расснастить судно и переносить груз и запасы на ровный участок льдины, к которой мы причалили, чтобы перевернуть судно килем вверх. Мои матросы вконец измотались, а люди, пришедшие к нам на помощь, в большинстве устали и потеряли надежду на спасение судна. Некоторые из них всем своим недостойным поведением дали понять, что нам надо оставить судно.

Перед тем как приступить к выполнению своих намерений, мы установили в трюме 20 пустых бочек, чтобы уравновесить тяжелый балласт, закрыли иллюминаторы, убрали все предметы и продукты, которые могли бы пострадать от воды, задраили все люки, закрепили сходни, трапы и т. п. Затем, поставив две палатки на льду — одну для меня, другую для команды, — прекратили откачку и дали судну заполняться водой. В этот критический момент многие из тех, в стойкости и храбрости которых я был убежден, оказались не на высоте. Среди всей команды едва набралась дюжина не потерявших присутствия духа людей.

Из-за опасных льдин, окружавших «Экс», ни одно судно не могло без риска подойти к нам, чтобы помочь его перевернуть. У нас не было иной возможности выполнить этот необычайный маневр, как прикрепить таль ко льду. Когда все было закончено, я дал измученной команде немного отдохнуть, пока судно заполнялось водой. Мне самому тоже пришлось немного отдохнуть. Я не спал уже 50 часов. От этой необычной перегрузки, а также от пережитых волнений у меня распухли ноги. Они так болели, что я еле передвигался. Уложив несколько досок прямо на снег в одной