Таким образом, я вплотную приблизился к той цели, которой стремился достичь на протяжении многих месяцев. Но вместо радости я ощутил пустоту, все во мне перегорело. Я положил письма на стол и тотчас забыл о них, погрузившись в раздумья об утреннем происшествии. Все утратило свою реальность, кроме той нереальной злой силы, что давеча поразила мой взор и с той минуты неумолимо испепеляла мой разум. Мне принесли обед – и нетронутым унесли прочь. Едва дождавшись вечера, я отправился на ферму. Миссис Кларк я застал в одиночестве, к моему великому облегчению. Судя по ее виду, она исполнилась решимости рассказать мне все, о чем я пожелаю услышать.

– Вы хотели знать настоящую фамилию госпожи Люси, – без околичностей начала она. – Извольте – Гисборн.

– Неужели ее отец Гисборн из Скипфорда? – воскликнул я, ошеломленный внезапной догадкой.

– Он самый, – подтвердила она, не обратив внимания на мою реакцию. – Отец ее знатен, но он католик и не может занимать в своей стране подобающего ему положения, поэтому больше живет за границей. Он там на военной службе, как мне сказывали.

– А мать Люси? – спросил я.

– Ее я не знала, – покачав головой, сказала миссис Кларк. – Люси было три года, когда меня взяли няней к ней. Мать ее тогда уже умерла.

– Но как ее звали, вы знаете? Не Мэри Фицджеральд?

Она в изумлении посмотрела на меня:

– Да, верно. Но откуда вам известно ее имя, сэр? В Скипфорд-Корте оно было тайной для всех. Что же до нее самой… Она была молода и красива, жила у своих покровителей, пока мистер Гисборн не обольстил ее. Он тогда служил за границей. Потом, как я слыхала, он нанес ей смертельную обиду, изменил ей, и когда она узнала, ее взяло такое отчаяние, что она вырвалась из его рук и бросилась с кручи в быструю реку. После он горько раскаивался… Но мне казалось, что память о страшной смерти матери еще сильнее привязала его к их единственному ребенку.

Я вкратце поведал ей о своих поисках законного наследника килдунских Фицджеральдов, под конец прибавив (неистребимый дух законника на миг воспрянул во мне), что мы, без сомнения, сумеем доказать права Люси на ирландское наследство.

Миссис Кларк осталась безучастной к моим словам – ни кровинки в лице, ни проблеска в глазах.

– К чему несчастной девочке все богатства мира? – печально вздохнула она. – Они не избавят ее от злых чар. Деньги… Что деньги! Она выше денег.

– И выше любых происков Сатаны! – пылко возгласил я. – Ее святая чистота неподвластна дьявольским ухищрениям, и пусть все черные силы мира объединятся против нее – им не совратить ее, не запятнать!

– Все так, но подумайте, какой жестокий жребий – знать, что раньше или позже все до единого отшатнутся от тебя как от одержимой… проклятой!

– С чего все началось? – спросил я.

– Ох, не знаю. В Скипфорде, давным-давно, ходили какие-то слухи…

– Расскажите! – потребовал я.

– Среди слуг всегда найдутся охотники порассуждать, отчего вышло так, а не этак. Если верить им, много лет назад мистер Гисборн убил собаку, принадлежавшую старой ведьме в Колдхолме, и будто бы старуха прокляла – ужасным, мудреным проклятием, – да не его самого, а то существо, кем бы оно ни было, которое ему дороже всех на свете; и якобы слова эти так глубоко запали ему в душу, что он долго противился искушению полюбить кого бы то ни было. Но как можно не полюбить Люси?

– Не упоминал ли кто имени этой ведьмы? – спросил я, обмирая.

– Упоминали… Бриджет ее имя. Говорили, из страха перед ней наш господин в те края больше ни ногой. А ведь он не робкого десятка!

– Послушайте, – я взял ее за руку, чтобы полностью завладеть ее вниманием, – если мои подозрения верны, ваш господин погубил единственное дитя старухи Бриджет – ту самую Мэри Фицджеральд, несчастную мать Люси. В таком случае Бриджет прокляла его, не ведая о худшем зле, которое он причинил ей. Она до сей поры тоскует по своей пропавшей дочери и молит святых угодников сказать ей, жива ее Мэри или нет. Выходит, корни проклятия лежат намного глубже, чем она думает: сама того не ведая, она наказала его за грех куда более тяжкий, чем убийство бессловесной твари. Как вы сказали? Грехи отцов падут на головы детей? Воистину!

– Но она же не допустит, чтобы проклятие пало на ее родную внучку? Ах, сэр, если все это правда, для Люси есть еще надежда! Едем – едем сейчас, расскажем этой страшной женщине о ваших подозрениях, будем вместе умолять ее снять злые чары с ее ни в чем не повинной внучки!

Я и сам считал, что примерно так нам и следует поступить. Но сперва необходимо было все проверить – в таких делах нельзя полагаться на одни только слухи и домыслы. Я сразу подумал о дядюшке – вот кто даст мне мудрый совет. Да и пора уже все ему рассказать. Я решил безотлагательно встретиться с ним, однако мне показалось преждевременным посвящать миссис Кларк в свои далекоидущие, но пока еще слишком туманные планы. Я объявил, что в интересах Люси – а ее интересы для меня превыше всего – мне надобно срочно ехать в Лондон и что мое пребывание там целиком будет посвящено заботам о ее благе, в чем миссис Кларк ни минуты не должна сомневаться. Мысли мои теснились и путались, и мне не сразу удавалось находить нужные слова. Я видел, что миссис Кларк не поверила моим сбивчивым речам. Она разочарованно вздохнула и, покачав головой, сказала: «Что ж, воля ваша!» В ее тоне слышался упрек, но мои намерения были честны, и это придавало мне решимости.

Я отбыл в Лондон. Долгие летние дни плавно перетекали в чудесные летние ночи, а я все ехал и ехал, без сна и отдыха. Но вот и Лондон. Я рассказал дяде все как на духу, хотя в шумном, многолюдном городе мой ужас сразу потускнел, и мне трудно было представить, чтобы дядюшка поверил в историю о жутком двойнике Люси, возникшем передо мной посреди вересковой пустоши. Однако дядя мой пожил на свете и чего только не видал и не слыхал! В темных закоулках нашей семейной истории, которые ему кто-то когда-то по секрету приоткрыл, хранились предания о невинных жертвах колдовства, ставших добычей таких кошмарных духов, что по сравнению с ними двойник бедной Люси выглядел не так уж страшно. Судя по тому,