Предполагалось выслушать свидетельские показания видных деятелей полицейского ведомства (П. Г. Курлов, С. Е. Виссарионов, С. П. Белецкий), а также лиц названных в доносах Андроникова (П. И. Балинский, Н. И. Метальников). Сам князь М. М. Андроников тоже должен был выступать на суде. Особо можно выделить лиц, причастных к бракоразводному процессу Екатерины Бутович, делу Мясоедова и делу Иванова – Думбадзе (Б. А. Суворин, В. Н. Бутович, А. А. Гошкевич, Н. М. Гошкевич, вдова казненного Мясоедова, О. А. Альтшиллер, В. Д. Думбадзе).

С конца июня и до начала августа тщательно подбирались присяжные поверенные. Из 43 выбранных изначально присяжных заседателей в окончательный список вошли 14 человек. (Из них 12 были в основном составе и двое в запасе). Большинство из них составляли дворяне-чиновники. Старшиной присяжных заседателей стал статский советник В. В. Рогге. Социальные низы представляли двое крестьян и мещанин [142, л. 227, 228].

Сенатор Носович привлек для выполнения поручений по «делу Сухомлинова» состоявших при ЧСК товарищей прокурора Петроградского Окружного Суда Н. А. Колоколова и Рижского Окружного Суда Л. А. Пучковского [139, л. 44–45, 60–60об.]. Кроме того, в распоряжение В. П. Носовича также были командированы секретарь 1-го Уголовного Отделения Могилевского Окружного Суда П. П. Буримов и секретарь при Прокуроре Могилевского Окружного Суда А. К. Ляхтанович [139, л. 67, 68].

Защита пыталась оттянуть начало процесса. Адвокат Сухомлинова И. И. Тарховский 26 июня написал заявление в Сенат, сделав попытку на выявленных им нестыковках в ведении дела повлиять на его дальнейшее рассмотрение. В частности, Тарховский писал, что защита должна своевременно ознакомиться как с заключением ЧСК, так и с производством по делам Мясоедова и Иванова, которые являлись обвинительным материалом против Сухомлиновых. Поэтому Тарховский просил копию заключения ЧСК и вышеупомянутые дела Мясоедова и Иванова для ознакомления [142, л. 114–115].

Включение в обвинительное заключение материалов по делам Мясоедова и Иванова действительно давало защите Сухомлинова шанс на то, чтобы отодвинуть начало суда. Поскольку супруги Сухомлиновы обвинялись в государственной измене вкупе с Мясоедовым и Ивановым, к ним должна была применяться статья 51 Уголовного уложения, предусматривавшая образование сообщества и совершение преступления по взаимному соглашению. Однако членами этого сообщества являлись уже осужденные военным судом полковник Мясоедов, полковник Иванов, Альтшиллер и другие. Между тем, согласно одному из декретов самого Временного правительства, лицам, осужденным при старом режиме военными судами, предоставляется право требовать пересмотра их дел. И дочь казненного Мясоедова, так же, как и родственники ряда других осужденных с ним лиц уже возбудили ходатайства о пересмотре этих дел в целях реабилитации памяти казненных. По этим соображениям защита намеревалась ходатайствовать об отложении дела и объединении его в одно общее производство с подлежащими пересмотру процессом Мясоедова и других [153, 1917, 3 августа; 71, 1917, 5 августа]. Однако добиться этого адвокатам Сухомлинова не удалось.

Фактором задержки процесса могло стать желание советских органов выставить в качестве обвинителя, наряду с обер-прокурором уголовного кассационного департамента Сената Носовичем, и представителя Центрального исполнительного комитета, избранного на I съезде советов. Однако Носович усмотрел в этом требовании выражение недоверия и, пригрозил отказаться от участия в процессе Сухомлинова [153, 1917, 5 августа]. В результате ему удалось добиться своего: советский обвинитель в процессе не участвовал. Суд был подготовлен и начался в назначенное время.

Суд над бывшим министром (август-сентябрь 1917 года)

По сравнению с мартом, к августу 1917 г. политическая обстановка в стране сильно изменилась. Силы, пришедшие к власти после революции и сформировавшие Временное правительство, были заинтересованы в том, чтобы опорочить свергнутый царский режим. «Дело Сухомлинова» давало для этого прекрасную возможность. Но состав Временного правительства к августу 1917 г. был уже другим. Фактически сошёл с политической арены А. И. Гучков, главный организатор PR-кампании против Сухомлинова. То же самое произошло с большинством депутатов Государственной думы, активно участвовавших в этой кампании.

Обвинения, выдвинутые против Сухомлинова, померкли после знаменитых «июльских дней» 1917 г., когда лидеров большевиков заклеймили как «немецких агентов». Июльский кризис завершился формированием нового состава Временного правительства и назначением верховным главнокомандующим генерала Л. Г. Корнилова, который попытался восстановить дисциплину в армии и ограничить права солдатских комитетов. Это привело к сложному конфликту с участием Корнилова, Керенского, ВЦИК, руководства кадетов, эсеров и меньшевиков. В этой ситуации «дело Сухомлинова» потеряло актуальность и ушло из сферы общественного внимания.

«Публики мало», – передавал корреспондент «Вечернего времени» 10 августа 1917 г. с открытия суда над бывшим военным министром [31, 1917, 10 августа]. Великий князь Сергей Михайлович в письме от 14 августа к своему брату Николаю Михайловичу писал: «На процессе Сухомлинова публики почти нет; он более никого не интересует» [73, с. 121].

Однако пресса, близкая к новым властям, естественно, откликнулась на начало процесса, подав его как торжество революции над поверженной монархией. «Известия Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов» в этой связи писали: «первым актом русской революции, первым следствием ее победы явился арест генерала Сухомлинова и предание его революционному суду. Ибо, вместе с Сухомлиновым русская революция посадила на скамью подсудимых весь царский режим, всю ту гниль самодержавия, которая отравляла в течение стольких лет российское государство». Газета выражала надежду на то, что «нелицеприятный суд присяжных вскроет все язвы старого режима» [71, 1917, 10 августа].

Схожую оценку давала эсеровская «Земля и воля», подчеркивавшая, что судится, в сущности, не Сухомлинов, «судится вся та система, какая царила в то время, и в тисках которой душилось все живое и честное. Ибо не может, не в силах был бы совершить один человек столько преступлений! В них, безусловно, повинны все те, кто окружал царский трон, кто видел все это и молчал, кто этот произвол поддерживал и защищал!» [67, 1917, 17 августа].

Супруги Сухомлиновы сидели на скамье подсудимых рядом. Владимир Александрович был в генеральском мундире с Георгиевским крестом. Его красавица-супруга надела скромное черное платье.

В первый день процесса (10 августа) обнаружилось, что на суд не явилось 86 свидетелей. В частности отсутствовали Булацель (бывший адъютант Сухомлинова), Червинская (на сведениях которой строились многие пункты обвинения), В. Н. Бутович (первый муж Е. В. Сухомлиновой), Колаковский (с показаний которого когда-то началось «дело Мясоедова») [143, л. 10–19]. Как саркастически написал в своих воспоминаниях Сухомлинов, давать показания и «подтверждать свои сказки на суде охоты не было у всей группы лжесвидетелей» [172, с. 299].

В связи с тем, что именно на утверждениях Булацеля, Червинской, Бутовича, Колаковского базировались обвинения, выдвинутые против Сухомлинова, его защитники Тарховский и Захарьин, а также адвокат супруги бывшего военного министра, Казаринов,