Шрифт:
Закладка:
В обвинительном акте орудие системы Депора называлось «не чуждым крупных недочетов», в связи с чем Франция от его закупки «категорически отказалась», в то время как военный министр настаивал на его заказе из личного интереса. В доказательство в обвинительном акте приводились показания полковника Валентина Иванова, осужденного в 1915 г. вместе с Думбадзе и Альтшилером за шпионаж. По словам Иванова, Альтшиллер сказал ему, что, пользуясь своим хорошим знакомством с Сухомлиновым, желает «провести заказ» на конную пушку с раздвижными станинами. Причем если эта пушка «пройдет», то он и сам заработает, и Иванова вознаградит. Вскоре Альтшиллер уехал заграницу, где на курорте встретился с Сухомлиновым, проводившим там отпуск. Оттуда в июле 1913 г. Иванов получил письмо иносказательного содержания, понятое им в том смысле, что хлопоты Альтшиллера с конной пушкой «идут вперед», и военный министр будет её осматривать. О том, как всё пройдет, Иванов должен был телеграфировать Альтшиллеру [99, с. 414–416; 98, 1917, 16 августа].
Как уже отмечалось, испытания пушки Депора дали отрицательный результат, и она в армию не попала. Но из-за их проведения заказ пушки Шнейдера оттянулся, что, по версии прокурора нанесло ущерб обороноспособности страны.
Мелкому, в сущности, вопросу (речь шла о заказе всего лишь триста двадцати орудий) обвинители Сухомлинова придали значение первостепенной важности. А газетчики с их подачи всячески драматизировали ситуацию, не стесняясь в угоду сенсационности искажать факты, изложенные в обвинительном акте. Так из репортажа «Нового времени» следовало, что пушки Депора всё-таки «были заказаны, но оказались никуда не годными». Пушки системы Шнейдера также были заказаны Путиловскому заводу, «но до сих пор не изготовлены». Таким образом, армия осталась и без “Де-пора” и “Шнейдера”» [98, 1917, 16 августа].
«Происхождение этого обвинения, – вспоминал Сухомлинов, – может служить образчиком тех приёмов, к которым прибегал великий князь Сергей Михайлович, когда вопрос касался какого либо заказа Шнейдера-Крезо». Подоплека рассматриваемой истории подробно изложена в воспоминаниях Владимира Александровича. По его версии корпоративное самолюбие офицеров конной артиллерии страдало от того, что они, имея пушки те же, что и пешие батареи, – слишком тяжелые, – «не поспевали в некоторых случаях за кавалерией». Явилась мысль получить более легкое орудие, «что имело значение лишь чисто маневренное, к боевой стрельбе никакого отношения не имеющее». «Как конно-артиллеристу, великому князю Сергею Михайловичу эта мысль пришлась по сердцу, и решено было ту же самую пушку Шнейдера спроектировать с уменьшением веса всей системы, что и было сделано, – на несколько пудов она стала легче». Иными словами те же самые орудия переставили на более легкие лафеты, «зато, правда, Шнейдера» [172, с. 307].
Об особых отношениях великого князя Сергея Михайловича к этому французскому оружейному концерну вспоминал и русский военный агент в Париже А. А. Игнатьев. По его сведениям представитель Шнейдер-Крезо в Петербурге Рагузо-Сущевский по субботам играл в карты во дворце балерины Матильды Кшесинской, возлюбленной великого князя [70, с. 114–115].
Понятно, что попытка Сухомлинова перебить заказ у Крезо вызвала возмущение у Сергея Михайловича, и он даже пожаловался на него Николаю II. Сухомлинов же на суде объяснял свои действия тем, что «старался внести все возможные новшества в нашу армию, старался, чтобы армия не отставала в техническом отношении от других. Этим объясняется его желание, ввести лафет Дюпора, который, по его мнению, при будущих войнах и развитии авиации мог принести громадную пользу» [67, 1917, 18 августа].
Здесь нужно пояснить, что Жозеф Альберт Депор был выдающимся артиллерийским конструктором. Он создал лучшую французскую пушку первой половины ХХ в. —75-мм полевое орудие образца 1897 года. Ещё одним его детищем стала 75-мм полевая пушка образца 1911 года. Благодаря лафету с раздвижными станинами вертикальный угол наведения у неё доходил до 50о. Иначе говоря, она имела возможность стрелять по воздушным целям. Пушки с лафетами Депора могли играть роль зенитных орудий. Поэтому Сухомлинов считал, что они нужны русской армии.
Здесь Владимир Александрович был верен себе, поскольку всегда ратовал за внедрение технических новинок и помогал новаторам. Его выдвиженцем с полным основанием можно считать талантливого артиллериста А. А. Маниковского [59, с. 112–113]. Поставить его во главе ГАУ Сухомлинов хотел ещё в самом начале войны. Но воспротивился верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич. 11 сентября 1914 г. Сухомлинов писал в этой связи начальнику штаба верховного Н. Н. Янушкевичу: «Сейчас получил ответ Ваш, что Верховный Главнокомандующий высказывается решительно против назначения Маниковского Нач[альником] Гл[авного] Артиллер[ийского] Управления. Что же делать, а это единственный выход был для меня заставить это ведомство работать вовсю… Маниковский энергичен, знает дело, и более подходящего человека я не знаю, он сильно помог бы улучшить артиллерийское снабжение действующей армии» [109, с. 248]. Но Сухомлинов был упорен и Маниковский 24 мая 1915 г. все-таки возглавил ГАУ.
В седьмой день процесса (16 августа) выступал бывший помощник начальника этого ведомства Е. К. Смысловский. Ряд приведённых им фактов рисовал довольно благоприятную для Сухомлинова картину. Смысловский заявил о том, что свидетельства о недостатке снарядов в 1914—1915 гг. были преувеличены и явно тенденциозны. А если, кто и мешал делу, то это был не Сухомлинов, а великий князь Сергей Михайлович: с его стороны ГАУ «встречало тормозы в своей работе». Правда, Сухомлинову тоже досталось. По словам Смысловского «военный министр совершенно безучастно относился к работе артиллерийского ведомства, никогда им не интересовался». При этом Смысловский добавлял, что «Сухомлинов и другие члены военного ведомства часто брались судить о том, чего детально знать не могли» и объяснял это «легкомыслием Сухомлинова» [98, 1917, 17 августа].
Смысловским были выдвинуты и более серьёзные обвинения – о рекомендации военного министра дать заказ на производство снарядов «подозрительным лицам». В ответ на них Сухомлинов заявил, что «никогда не обращался к генералу Смысловскому с просьбой принять