Анализ материалов суда над Сухомлиновым показывает отсутствие реальных доказательств вины бывшего военного министра. Против В. А. Сухомлинова и его супруги действовала «презумпция виновности», обвинительный акт базировался на недостаточно обоснованных материалах о шпионаже Мясоедова, Альтшиллера и других лиц, следствием часто использовались ложные сведения, в основе которых лежали данные слухов и анонимные доносы. Целый ряд нарушений в ходе судебных заседаний и полное игнорирование доводов стороны защиты показывает предвзятое отношение организаторов суда к рассматриваемому делу.

Эмигрантский эпилог

По ходатайству осужденного ему было разрешено отбывать наказание не на каторге, а в Петропавловской крепости («во избежание самосуда») [177, с. 332]. Генерал занимал камеру № 55 Трубецкого бастиона Петропавловской крепости. Два раза в неделю его навещала Екатерина Викторовна. Она в это время жила с грузином Габаевым. По воспоминаниям химика В. Н. Ипатьева, работавшего в 1919 г. на его заводе по производству сахарина, тот был доверенным лицом крупного нефтяного дельца А. М. Хоштария и имел связи в финансовых кругах. Один из банковских деятелей указал Екатерине Сухомлиновой на Габаева как на кандидата в мужья. «После Февральской революции Сухомлиновой было опасно держать деньги в банке на своё имя, и она обратилась к своему хорошему знакомому из банковского мира за советом, что ей делать», – вспоминал Ипатьев (очевидно со слов самой Екатерины Викторовны). Этот человек рекомендовал «перевести деньги на имя другого лица, которому она хорошо доверяет». Но у Сухомлиновой никого из надёжных в этом смысле людей на примете не было. Тогда он предложил ей познакомиться с «находившимся случайно в банке» Габаевым, которого рекомендовал как «лицо, заслуживающее доверия». Екатерина Сухомлинова перевела все деньги Владимира Александровича Сухомлинова на имя Габаева. Затем она оформила развод с генералом и, в конце концов, сочеталась браком с Габаевым [74, с. 123]. Видимо описанные события произошли уже после освобождения Екатерины Викторовны – в сентябре или начале октября 1917 года.

Несмотря на свою связь с Габаевым Екатерина Викторовна продолжала заботиться о Сухомлинове. Она делала всё возможное, чтобы облегчить его участь, а также помочь другим томящимся в неволе людям. Благодарные товарищи взяли с генерала слово, что если он будет писать мемуары о пребывании в тюрьме, то обязательно упомянет о своей жене, как «о сестре милосердия в самом высоком и благородном смысле этого термина». По воспоминаниям Сухомлинова, у всех «имевших возможность ознакомиться с её высокими душевными качествами» осталось о ней «самое светлое и радостное воспоминание» [172, с. 323]. Один из узников, Г. Е. Рейн, потом рассказывал В. В. Шульгину, что они называли её «ангелом». Она приходила в крепость с большой корзиной, полной продуктов и «кормила своего мужа, а потом всех нас» [194, с. 289].

Среди тех, кто добрым словом поминал супругу Сухомлинова, была и бывшая императрица Александра Федоровна. 8 декабря 1917 г., получив через верного человека некоторую сумму денег и вещи от Е. В. Сухомлиновой, она писала А. А. Вырубовой: «Привет и спасибо милой Екатерине Викторовне, что нас вспомнила, ей и мужу душевный привет – храни и утеши его Господь Бог, который Своих никогда не оставляет». Тогда же Николай II послал своему любимому министру небольшой металлический образок с изображением Богородицы и святителя Иоанна Тобольского [17, с. 245–246]. (Очевидно через А. А. Вырубову, подружившуюся с Екатериной Викторовной – они после Февральской революции находились в одной камере Петропавловской крепости).

После Октябрьской революции режим содержания узников смягчился. Свидания стали более продолжительными. На прогулку начали выпускать по нескольку человек. Сухомлинов гулял с бывшим министром юстиции И. Г. Щегловитовым и высокопоставленным чиновником МВД С. П. Белецким. С Щегловитовым Владимир Александрович в это время общался наиболее тесно. Днем два царских министра приводили в порядок каталог и книги тюремной библиотеки, а вечерами наведывались друг к другу в гости [172, с. 320].

Вскоре Е. В. Сухомлиновой удалось выхлопотать перевод мужа из мрачной сырой Петропавловской крепости в «Кресты». Тогда это была новейшая тюрьма с центральным отоплением, горячим водоснабжением и прекрасно оборудованной лечебницей, куда и поместили старого генерала. Владимир Александрович попал в палату № 8, где уже находился генерал Болдырев, впоследствии получивший известность во время Гражданской войны в Сибири. Вскоре туда же определили и приятеля Сухомлинова Щегловитова, так как Трубецкой бастион, как место заключения использоваться перестал.

Два товарища по несчастью и здесь нашли себе полезное занятие. В отдельном здании «Крестов» имелась типография. Сухомлинов задался целью набрать книгу о суде над собой («Записка о моём процессе») и здесь же её напечатать. Щегловитов взялся ему помогать. Уже была даже составлена смета. Но в помещение типографии царила стужа и оба бывших министра сильно простудились. В итоге врач эти занятия им запретил.

4 марта 1918 г. Сухомлинова и Щегловитова перевели в палату № 6. Заключенные, не терявшие присутствия духа, прозвали её «палатой лордов» (из-за обилия в ней высших сановников). Попавший «в лорды» Владимир Александрович вместе с ещё одним министром – сильно похудевшим А. Н. Хвостовым – по утрам подметал место общей прогулки.

В 1918 г. Сухомлинову должно было исполниться 70 лет. По дореволюционным законам заключенных достигших такого возраста освобождали. Старый генерал постарался убедить в том, что указанный порядок должна принять и новая власть представителя большевистской юстиции, посетившего тюрьму – Зорина. А. Г. Тарсаидзе характеризует его как правую руку Зиновьева и «председателя революционного трибунала» [177, с. 282]. Зорин пообещал написать в Москву, чтобы в готовившийся там к 1 мая декрет об амнистии вошёл соответствующий пункт. К удивлению генерала его доводы возымели успех. 1 мая 1918 г. Владимир Александрович, похудевший за два года заключения на 32 килограмма, вышел на свободу.

Естественно встал вопрос о крыше над головой. До ареста генерал жил в служебной квартире в здании военного министерства. Теперь нужно было искать другое пристанище. У Екатерины Викторовны В. А. Сухомлинов селиться не стал. В воспоминаниях он объясняет, что жить на квартире жены ему было нельзя по двум причинам: во-первых, помещение имело крошечные размеры, во-вторых, бывший министр боялся привлечь к Екатерине Викторовне нежелательное внимание соседей. Но, как сообщает в своих воспоминаниях В. Н. Ипатьев, Екатерина Сухомлинова (по его характеристике «властная женщина, знающая цену жизни, способная на разнообразные авантюры и не останавливающаяся ни перед какими препятствиями, чтобы достигнуть поставленной цели») имела не просто вместительную, но роскошную квартиру [74, с. 126]. Но вместе с ней жил Габаев, и появление там Сухомлинова было, разумеется, неуместно.

Однако, благодаря имевшимся у неё большим деньгам, Екатерина Викторовна, конечно, могла обеспечить кров для бывшего мужа. «Нашлись