Тогда ЧСК отказалась от продолжения расследования дела Сухомлинова. Она решила ограничиться следственными данными, добытыми комиссией Петрова, квалифицировав эти материалы в качестве «не совсем полных, но, зато, безусловно, правдивых в том, что они утверждают» [31, 1917, 17 мая].

Это ещё раз подтверждает, что для революционных властей суд над Сухомлиновым имел, прежде всего, политическое значение и результаты его в виде обвинительного приговора были заранее предопределены.

Но при этом Временное правительство стремилось соблюсти все внешние нормы законности. Они включали в себя и процедуру знакомства Сухомлинова со следственными материалами. Между тем генерал стал настаивать на предъявлении ему дел военно-полевых судов о Мясоедове и Иванове, коль скоро ему вменялась в вину преступная связь с их фигурантами [172, с. 296].

Желание Сухомлинова было правомерным, но оно грозило оттянуть начало суда. Поэтому, чтобы старый генерал быстрее закончил знакомство с этими материалами, его для чтения дел посадили в комнату, в которой, как он сам воспоминал, «градусник показывал ниже нуля». При этом прокурор Ланской прозрачно намекал ему, «что в делах нет ничего интересного, и не стоило из-за этого зябнуть». Но упорный Сухомлинов сказал, что дела представляют исключительный интерес, и сделал все нужные выписки [172, с. 296].

После этого «Вестник Временного правительства» со ссылкой на председателя ЧСК Муравьева поторопился сообщить о том, что все необходимые работы будут закончены следственной комиссией в ближайшие дни, и что она в скором времени сделает министру юстиции доклад о своём заключении по делу Сухомлинова. Одновременно с докладом должна была состояться и передача министру юстиции всего производства [30, 1917, 3 мая].

Н. К. Муравьев предполагал, что судебное разбирательство должно состояться во второй половине июня. Процесс должен был продлиться около трех недель. Намечалось, что суд над Сухомлиновыми будет происходить с участием присяжных заседателей [30, 1917, 5 мая].

Однако политический кризис и формирование нового (коалиционного) состава Временного правительства несколько затянули дело. А. Ф. Керенский ушёл с поста министра юстиции. Этот пост занял П. Н. Переверзев. Тем не менее, промедление заняло не более двух недель. Уже 17 мая в прессе появилось сообщение о том, что предварительное следствие по делу Сухомлиновых закончено, а документы переданы новому министру юстиции. Одновременно был составлен обвинительный акт [31, 1917, 17 мая].

О важности, которое Временное правительство придавало суду над Сухомлиновым, свидетельствует то, что пункты обвинительного акта по его делу были опубликованы в «Вестнике Временного правительства» [30, 1917, 19 мая]. Бывший военный министр обвинялся в ошибках в управлении военным ведомством (особенно главным артиллерийским управлением) и недостаточной производительности промышленности, а также в шпионаже в пользу Германии и Австро-Венгрии, в том числе через полковника С. Н. Мясоедова и В. Думбадзе [137, л. 6–9]. Е. В. Сухомлинова обвинялась в том, что способствовала передаче секретных сведений агентам Германии и Австро-Венгрии с помощью А. Альтшиллера, С. Н. Мясоедова и других лиц [137, л. 9об.].

25 мая 1917 г. подробный доклад новому министру юстиции П. Н. Переверзеву о деле по обвинению супругов Сухомлиновых сделал обер-прокурор уголовного кассационного департамента Сената В. П. Носович [71, 1917, 26 мая]. После этого на заседании Временного правительства 29 мая было утверждено заключение ЧСК и дело через министра юстиции было возвращено Носовичу для внесения его в уголовный кассационный департамент Сената с обвинительным актом в отношении В. А. Сухомлинова и жены [14, с. 186].

Далее в подготовке процесса произошла трехнедельная задержка. Она была связана с особенностями политической системы, сложившейся после Февральской революции, и получившей в историографии название «двоевластие». Деятельность Временного правительства стремились контролировать советы рабочих и солдатских депутатов. Это коснулось и работы Чрезвычайной следственной комиссии. 16 июня 1917 г. её председатель Н. К. Муравьев выступил с отчетом на I Всероссийском съезде советов рабочих и солдатских депутатов в Петрограде.

Стремясь заручиться одобрением крайне враждебно настроенных к самодержавию делегатов съезда, Н. К. Муравьев заявил: «Наша задача – ликвидация старого режима… В результате наших расследований, как бы их не ограничивали, как бы ни запираться в скромных рамках уголовного преступления, получается документальное доказывание одной тезы, что русской революции не могло не быть, что русская революция неизбежно должна была придти и неизбежно должна была победить» [71, 1917, 18 июня].

Муравьев особо подчеркивал в этой связи роль «дела Сухомлинова»: «Вы понимаете, товарищи, что старый режим и старый строй не мог себе представить министра на скамье подсудимых» [71, 1917, 18 июня].

Только после доклада Муравьева на I съезде советов, уголовный кассационный департамент Правительствующего Сената на заседании 19 июня рассмотрел предложение сенатора Носовича по «делу Сухомлинова» и определил «дать настоящему делу ход» [142, л. 101]. 22 июня сенатором Чебышевым в Петропавловской крепости были вручены обвинительные акты Сухомлинову и его жене [36, 1917, 22 июня].

О том, что суд над Сухомлиновым должен носить показательный характер ярко свидетельствует то, что его организаторы занялись поиском большого помещения для его проведения. Здание Сената их не устроило, поскольку залы в нём были маленькими. Самый большой, как сообщала газета «Речь», мог вместить «посторонней публики не более 100–120 человек».

Кроме того, ни один зал Сената не был приспособлен к заседанию с участием присяжных заседателей. В виду этого было решено провести процесс не в здании Сената, а где-то в другом месте. В этой связи в июне 1917 г. рассматривались два варианта: зал дворянского собрания на Михайловской улице и зал Дома армии и флота на Литейном проспекте [146, 1917, 10 июня]. В итоге выбрали просторный концертный зал Дома армии и флота.

20 июня 1917 г. «Вечернее Время» сообщило, что слушания по делу начнутся 10 августа. Председателем судебного присутствия был выбран сенатор Н. Н. Таганцев, в состав присутствия вошли сенаторы А. В. Лядов, А. Ф. Юршевский, Н. Н. Чебышев, В. В. Меншуткин. Обвинителем был назначен обер-прокурор уголовного кассационного департамента Сената В. П. Носович [31, 1917, 20 июня].

О грандиозном характере будущего процесса говорило число свидетелей, которых предполагалось выслушать. Их было 130 человек [31, 1917, 20 июня].

Среди них можно выделить несколько групп. Во-первых, предполагалось вызвать в суд высших военных руководителей царской России, занимавших свои должности в период, когда Сухомлинов был военным министром. В их числе были Н. В. Рузский, А. С. Лукомский, Ю. Н. Данилов, А. А. Маниковский, А. А. Поливанов, А. П. Вернандер, Д. Д. Кузьмин-Караваев, Н. Н. Янушкевич. Приглашались свидетелями бывшие министры: финансов В. Н. Коковцов, внутренних дел А. А. Макаров, торговли и промышленности С. И. Тимашев, морской И. К. Григорович.