Большую помощь мужу оказывала Е. В. Сухомлинова. Генерал поручил ей обратиться к видным представителям адвокатуры не только Петрограда, но и других городов, с просьбой принять на себя защиту его в верховном уголовном суде [146, 1916, 8 мая]. Сначала Е. В. Сухомлинова обратилась к присяжному поверенному С. А. Андриевскому, но он категорически отказался. Тогда супруга генерала с тем же предложением обратилась к присяжному поверенному М. Г. Казаринову, который дал свое согласие [153, 1916, 13 мая].

Стремясь использовать все возможности для облегчения положения мужа, Е. В. Сухомлинова встретилась с Г. Е. Распутиным. Тот оказал ей быструю и действенную помощь. 25 апреля 1916 г. императрица Александра Федоровна написала Николаю II о том, что «Наш Друг» в разговоре с Анной Вырубовой охарактеризовал арест Сухомлинова так: «малесенько не ладно» [112, с. 579].

После этого императрица в течение полугода, ссылаясь на мнение Распутина, неоднократно просила мужа освободить Сухомлинова и, в конце концов, добилась своего.

11 октября 1916 г. генерал был выпущен из Петропавловской крепости и переведен под домашний арест.

Вопрос о мотивах, побудивших Распутина добиваться освобождения Сухомлинова, поднимали А. Г. Тарсаидзе [177, с. 284] и У. Фуллер [183, с. 248]. В общем, они сходятся в том, что Распутин помог Екатерине Сухомлиновой в обмен на близость с ним.

Обращает на себя внимание, что Распутин всячески афишировал свои хлопоты за Сухомлинова. Это следует из документа от 6 июня 1916 г., озаглавленного «Копия анонимного заявления, полученного Председателем Гос[ударственной] Думы», впервые введённого нами в научный оборот. Приводим ниже его текст.

«Считаю долгом сообщить Вам, как видному члену Государственной Думы, имеющему большое влияние в серьезных сферах и могущему с думской кафедры сказать свободное слово и выразить протест против величайшего акта беззакония, который может совершиться на днях благодаря негодяю Распутину – кошмару нашей бедной Родины. Г-жа Сухомлинова отдалась старцу. Эта ловкая авантюристка, предавшая и продавшая Россию, в данный момент не щадит ни ласк, ни денег.

Распутин, осыпанный ее милостями, совершенно подпал под влияние этой Цирцеи, цинично расхваливает ее прелести и щедрость и энергично исполняет все ее приказания. Результаты начинают сказываться. В обществе энергично говорят, что Сухомлинов будет освобожден, так как обвинение по ст. 108 отпадает, но это еще полбеды, самое страшное то, что мерзавец Распутин позволяет себе кричать в многочисленном обществе, что он спасет Сухомлинова, что он уже приказал Там, что остановят следствие и суд. Что Сухомлинов получит в награду армию, что его развратница жена будет принята и выслушана в Царском Селе (последний факт к несчастью уже совершился), что Министр Юстиции будет удален, а всех Сенаторов, судивших Сухомлинова, и всех лиц, показавших правду, сошлют в Сибирь, а некоторых даже повесят….

Страшно становится жить, ужас должен овладеть каждым честным человеком любящим родину. Пьяный мужик хвалится, что он не только спасет Сухомлинова, но и возвратит его в Армию, которая с таким трудом от него избавилась; страшно жить в стране, где имея большие деньги и красивую жену, можно делать безнаказанно любые преступления. Обратите внимание, спасите Россию от Сухомлинова и Мясоедова и им подобных, не дайте торжествовать ужасу и злу – на Вас вся надежда» [41, л. 25–26].

Как видно из заголовка, письмо было получено председателем Государственной думы. Однако автор анонимки обращается не конкретно к М. В. Родзянко, а к абстрактному «видному члену Государственной Думы». Из чего следует, что подобные послания были направлены и некоторым другим депутатам. Налицо повтор ситуации, имевшей место в августе 1915 года. Тогда, как мы помним, М. М. Андроников организовал рассылку похожих по лексике и тоже посвященных Сухомлинову анонимных пасквилей депутатам Государственной думы. Причем действовал в тандеме с А. И. Гучковым, с которым был связан через видного октябриста, товарища председателя Государственной думы С. Т. Варун-Секрета. На наш взгляд, и в июне 1916 г. за анонимными письмами к депутатам стояли М. М. Андроников и А. И. Гучков.

Следует, однако, отметить, что на этот раз их мишенью был не В. А. Сухомлинов, а Николай II. Укажем в этой связи на вложенные в уста Распутина автором пасквиля слова о том, что он «приказал Там» остановить следствие и суд над Сухомлиновым. Для любого читателя было понятно, что «Там» означает «Там, наверху». «Там» – это царь и царица. И неважно, произносил ли Распутин эти слова. Благодаря пасквилю они стали фактом политической жизни.

Пасквиль предназначался для того, чтобы возбудить ненависть, презрение и отвращение к Николаю II у депутатов Государственной думы. Что касается содержащегося в тексте призыва не допустить освобождения Сухомлинова, то для автора пасквиля это был лишь повод для обращения к депутатам. К тому же для противников царя освобождение Сухомлинова из крепости в этой ситуации представлялось наиболее выгодным вариантом развития событий.

Старый генерал, томящийся в крепости, мог возбудить жалость. Тем более, что в 1916 г., когда ситуация на фронте стабилизировалась и эмоциональный накал антисухомлиновской кампании спал, появилась возможность более объективной оценки деятельности бывшего военного министра.

Сам он в дневниковой записи от 2 апреля 1916 г. с удовлетворением отмечал, что «Кажется, публика начинает разбираться и, по словам В. А. Алексеева (Брут, «Нов[ое] врем[я]»), уже среди компетентных военных говорят, что тормозившими нашу подготовку боевой готовности, если кто виновен в этом, то это Поливанов и Коковцев» [52, с. 100]. Неудивительно, что публикация В. А. Алексеева, писавшего в газете «Новое время» под псевдонимом «Брут», вызвала такую радость Сухомлинова. Брут был одним из наиболее авторитетных авторов публицистики на военную тему.

С другой стороны, пребывание Сухомлинова в крепости работало на авторитет власти, показывая её строгость, справедливость и нелицеприятность. Имя находившегося в Петропавловской крепости генерала уже не давало возможности оппозиции для раскрутки пропагандистской кампании. Зато его освобождение дало прекрасный повод для её нового всплеска. Об этом Николая II предупреждал А. Д. Протопопов, только что назначенный управляющим МВД и хорошо знавший политическую кухню Прогрессивного блока. «Знаете, ваше величество, я думаю, что это дело неподходящее. Поднимется большой шум», – говорил он царю [103, с. 301].

Это предсказание полностью оправдалось. На заседании ЦК партии кадетов 29 октября 1916 г. среди предполагаемых запросов правительству фигурировал и такой: «Об освобождении Сухомлинова и кто взял на себя ответственность по этому делу» [120, с. 332]. Данную тему интенсивно обсуждали лидеры Прогрессивного блока, решившие «Сухомлинова вставить в подходящее место» декларации блока, как пример кризиса «Системы» [119, с. 109].

Как справедливо отметил У. Фуллер, освобождение Сухомлинова вызвало «необычно сильное общественное возмущение» [183, с. 248]. Оппозиция поспешила немедленно этим воспользоваться и нанести власти очередной информационный удар, от которого,