Удивительно, но чем дальше от перевала они уходили, тем легче дышалось. Последние минуты было страшно, что их заметят и остановят. Но, уйдя за деревья, они почти побежали, пока Желя не ругнулась на расшитое серебром платье.

– Да, тяжело. – Гий помог отнять прицепившуюся к юбке ветку. – Может нитки эти драгоценные вытянуть и в карман мне сложить, чтоб легче было.

Иван и Желя так и не поняли, как много в его словах шутки, поэтому рассмеялись.

На последнем повороте Желя вдруг замедлила шаг и спросила бесцветным голосом:

– А если мы погибнем?

Гий обернулся к ней, клацнул зубами.

– Так вместе схоронят. – И поправил платок у неё на голове, хоть и не нужно было поправлять.

Словно не решаясь проститься, Гий засунул руку в сумку и задумчиво постучал ногтем по склянке с ядом.

– Здесь расходимся?

Иван твёрдо кивнул. Ещё вечером они условились, что к охотникам и князю пойдут вдвоём с Желей, Гий же будет где-то поблизости наблюдать. Княжичу долго пришлось уговаривать волка, ему всё казалось, что его просто водят за нос. И в конце Гий согласился схорониться только после обещания, что ему можно будет не считаться с охотниками.

После согласия Иван успокоился. Если он в самом деле хотел хотя бы попытаться решить дело миром, волка в стан охотников лучше не звать.

– Желя, если что, кричи, – только и сказал Гий. – И за Иваном нашим пригляди. И не смотри так строго! А то охотники перепугаются раньше времени.

Желе жуть как хотелось поребячиться хотя бы немного и показать язык, но она надела на себя личину царевны и только снисходительно повела головой.

Если бы Гий увидел, то оценил бы, но волк уже зашёл за стволы деревьев, и его серая одежда мигом растаяла среди пёстрой коры.

Иван взял Желю за руку, и она, выдерживая взгляд, прикрыла лицо платком.

– Смотри веселей, – сказал княжич. Она услышала в этом что-то усталое, обречённое, но Иван всеми силами не подавал вида. – Вдвоём не так страшно.

Они даже не успели дойти до первых хибарок, которые разбили себе охотники, как их остановили. Первый же отрядец направил на Ивана ружьё, но он лишь крепче сжал руку Жели, закрывая её собой, и сказал в дуло:

– Думай, на кого подымаешь руку. Я, княжий сын, привёл царевну Елену.

Охотники не поверили сперва, но, когда Иван не отвернулся и лишь мягко поднял уголок губ, убрали ружьё.

По пути до лагеря Иван и Желя слышали, как спорили мужчины. Один говорил, что нужно к Бойдану, другой, что надо вести сразу к князю-батюшке.

Значит, отец в самом деле уже прибыл. Отчего-то на душе у Ивана стало тяжелее, точно до этого он думал – обойдётся. Но князь здесь, и сбежать теперь не получится.

Стоя у княжьего шатра – цветного, тяжёлого, с костром поблизости, к которому их всё же сразу привели, Иван вспомнил лицо отца. Представляя строгий холодный взгляд, он едва нахмурился и попросил мысленно:

«Справедливости. Справедливости…»

Но, когда их впустили внутрь, подумал, что охотнее согласился бы лечь в лапы Жар-Птице, чем стоять тут.

Князя усадили на широкий деревянный трон, обитый мехом выловленных в этом же лесу животных. Он сложил морщинистые сухие ладони на жёстких подлокотниках, скрестив пальцы, отягчённые перстнями. Камни в них впитывали глухой свет от нескольких лучин и блестели, как глаза старого князя. Борода его закрывала тощую шею и выглядела так, точно пригладить её совсем не было времени, и оттого общее выражение лица было почти свирепым.

Иван упал в поклоне и утянул Желю за собой, чтобы потом подойти ближе и поцеловать выступающие костяшки на руке князя. Старик на троне не удивился, завидев его. Он даже не смотрел – всё внимание было устремлено на девушку в царском платье, что не поднимала глаз.

– Ты не выполнил моё поручение, – сказал князь, и голос его ещё мгновение трепыхался в груди, хлопая о кости, как сохнувшее на пеньке бельё. – Огненную махину мне доставил не ты, как я и повелевал, а Бойдан.

Он так и не посмотрел на сына, и Иван вдруг перестал чувствовать под ногами землю.

– Я виноват. Но и Бойдан не доставил Жар-Птицу – князю пришлось идти сюда самому.

Старик отец не разозлился, только повёл головой, соглашаясь.

– Да, самому, но не только за махиной, но и за женой.

Желя всё не поднимала глаз, но держалась прямо. Иван пожалел, что выпустил её руку – того и гляди упадёт. Вместо того чтобы встать с ней рядом, он сделал короткий шаг вперёд, снял шапку и снова попробовал получить взгляд отца.

– Охотники, что встретили князя, повинны в лихих делах. На их руках смерти деревенских, что живут в этих лесах. Используя огненную махину князя, они сожгли несколько деревень, пробовали занять денег в граде, перепугали народ и согнали его на перевал…

Покрывало шатра вздрогнуло, и вошёл Бойдан. Лицо его переменилось, но так неуловимо, что нельзя было сказать наверняка. Одно известно – взгляд точно посветлел, прямо как у верной собаки, выслужившейся у своего повелителя.

Бойдан посмотрел на Ивана, но мигом отвернулся, словно перед ним стояло пустое место. Князь на ближника даже не взглянул, всё наблюдая за мертвенным спокойствием Жели-Елены.

Иван видел, как Бойдан зацепился взглядом за её лицо, за тонкие губы, за гладкий лоб и светлые волосы. Он узнал девушку, но не сказал ни слова. Ему не было дело до того, вернёт ли он царевну или деревенскую девку – главное, выказать свою преданность и дать хоть что-то.

За это Иван его почти возненавидел.

Не уводя от князя напряжённого взгляда, Иван заключил:

– Охотники повинны.

После этих слов повелитель откинулся на троне, борода рассыпалась по груди. Было в этом что-то раздосадованное, словно Иван – мелкий комар, которого никак не удавалось прихлопнуть.

Только привыкнув к полутемноте шатра, Иван заметил, что взгляд у отца рассеянный. Руками он сжимал подлокотники, но точно по привычке, грудь вздымалась медленно и глубоко, как в болезни. А глаза, взгляд, не могли выцепить перед собой что-то одно и долго на этом держаться.

Но в секунду князь словно бы увидел Ивана, и сына полоснуло блеском в его глазах – лихорадочным, безумным.

– Я не собираюсь наказывать тех, кто мне служит, – сказал он.

Иван сделал шаг назад и услышал, как сдавленно воскликнула Желя. Но о смысле слов князя он скорее догадался, чем понял их. То, как смотрел отец, словно гнало его обратно в лес – испугаться, спрятаться и не выходить, пока плохой человек не уйдёт.

– Они карали строптивые деревни, что не хотели выдать мою царевну. У Бойдана не было иного выхода.

Иван чувствовал, как сдавило грудь. Теперь им не бежать.

– Но если и говорить о наказании… – продолжал князь. Слова его то скакали, то замедлялись. – То для