— Ферма Пловер Бэрроуз! — выкрикнул незнакомец. — Боже мой, как же я устал! Может ли кто-нибудь сказать, где в этой глуши находится проклятая ферма под названием Пловер Бэрроуз? Вот уже на протяжении двадцати миль мне обещают, что она покажется за поворотом. Если только ты мне соврешь, я тебя поколочу, несмотря на твой великанский рост!

— Сэр, ваши проблемы уже позади — успокоил я разбушевавшегося всадника. — Вы приехали как раз на ферму Пловер Бэрроуз. Добро пожаловать. На ужин сегодня бараньи почки, а еще у нас припасен самый вкусный эль во всей округе. Но почему вы проклинаете нашу ферму? Мы люди мирные и никому зла не желаем.

— Ничего плохого про вашу ферму я не говорил. А бараньи почки — это прекрасно, лишь бы они не подгорели. Я скакал десять дней, но нигде толком не смог как следует поесть. Как только трактирщик слышал слова «Королевская служба», так мне тут же приносили все самое плохое. И так всю дорогу от самого Лондона. В одной харчевне сидел разбойник, так ему такое подавали, что у меня слюнки текли. На своей кобыле он делал по три мили, пока я с трудом одну. При этом он мог бы запросто меня ограбить, если бы, конечно, у меня было что забрать. У него была прекрасная рыжая лошадь. Надо позаботиться, чтобы его повесили.

Говоря так, всадник вынул ноги из стремян, чтобы дать мышцам немного отдохнуть, но все еще не решался сойти с лошади. Это был мужчина лет сорока, с суровым обветренным лицом, среднего роста и крепкого телосложения. Он был одет в темно-коричневый костюм для верховой езды, как нельзя лучше подходивший по цвету к нашим болотам, но отличавшийся от местного шитья роскошным покроем. Поперек седла лежал рыжий коричневый плащ из тонкой кожи, сверкающий в лучах солнца. Он презрительно смотрел на меня (во всяком случае, мне так показалось), словно ему доставляло немало усилий разговаривать вежливо с тупым деревенщиной.

— Энни, приготовь, пожалуйста, ветчину, — крикнул я сестре, которая вышла из дома, услышав топот лошадиных копыт, — и оленину для нашего гостя. Этот джентльмен будет с нами ужинать. И не забудь про напитки, пожалуйста.

— Наверное, я попал не в то место, — улыбнулся мой новый знакомый, вытирая рот рукавом. — Меня обычно никто в пути не потчует. Но я помню добро, можешь не сомневаться. Придет время, и ты сам в этом убедишься. Надеюсь, что еда у вас такая же аппетитная, как это прозвучало из твоих уст. Такое угощение впору попробовать и самому Тому Фаггусу, который объедал меня во всех харчевнях. А про какую оленину ты говорил, вы что же, сами их отстреливаете?

— Разумеется, сэр, где бы мы еще достали оленье мясо?

— Действительно, я как-то об этом не подумал, — согласился наездник. — Я только слышал от других, что оленина превосходна на вкус. Я даже видел в ваших местах диких красных оленей и всю дорогу мечтал попробовать, что же это такое. А та молодая леди, она не забудет про оленину?

— Можете не сомневаться, вам предложат все, что есть у нас в доме, только чтобы гость был сыт и доволен.

— Прекрасно. Тогда я оставляю своего коня на твое попечение и подойду поближе к дому. Половину удовольствия от еды получаешь, когда чувствуешь ее аромат. Но погоди, я и забыл о самом главном. Это все ты виноват — растравил душу рассказами о вкусной еде! А я ведь прежде всего нахожусь на службе, и не имею права прикоснуться даже к куску черствого хлеба, прежде чем своими глазами не увижу Джона Рида. Дай Бог, чтобы он находился где-нибудь поблизости, а не то мне придется съесть собственное седло.

— Не беспокойтесь, сэр, — улыбнулся я, — вы уже видели Джона Рида. Это как раз я и есть.

— Ну что ж, Джон Рид, раз так, позволь от имени короля, Его Величества Карла Второго, вручить тебе вот это.

И он протянул мне белый предмет, которым размахивал еще с дороги, и который оказался пергаментом. Свиток был перевязан бечевкой и скреплен с двух сторон восковыми печатями. Посланник научил меня, как вскрыть их (потому что я настолько растерялся, что и не знал, как подступиться), и развернув пергамент, я сразу же увидел свое имя. Да упаси Господь мне еще раз пережить подобное потрясение в мои теперь уже преклонные годы!

— Читай, сын мой, читай, надеюсь, ты знаешь грамоту? — подбадривал меня королевский посланник. — Ничего страшного тут нет, а вот ужин может остыть. Да не смотри ты на меня так, словно хочешь сожрать с потрохами. Читай, говорю тебе!

— Скажите пожалуйста, а как вас зовут? — зачем-то спросил я, словно боясь, что передо мною стоит привидение, которое в любую минуту может растаять в воздухе.

— Джереми Стиклз, молодой человек, я простой чиновник и судебный исполнитель в суде Его Величества. Причем голодающий в данный момент и неизвестно, когда мне приведется поесть, потому что ты, кажется, и не собираешься читать этот документ.

Я собрался с духом и внимательно прочел все, что было написано в пергаменте. Не стану вспоминать его подробно, а изложу лишь суть. Документ гласил:

«Нашему верноподданному Джону Риду и т. д. (где описывались все мои имена, некоторые из которых я не знал и сам). Уведомляем Вас именем короля о том, что Вы должны предстать лично перед судьями Его Величества в Вестминстере, отложив все дела, и представить все имеющиеся сведения, связанные с судебным разбирательством, затрагивающим интересы короля и вопросы благосостояния королевства, и которые могут повлечь обвинение в совершенном преступлении или нанесении ущерба. По прибытии в суд в качестве свидетеля представьте этот документ».

Внизу стояли четыре печати и подпись, начинающаяся на «Дж», разобрать которую я так и не смог. Еще ниже стояла приписка, сделанная совсем другой рукой: «Дело срочной важности».

Посланник внимательно смотрел на меня, пока я все это читал и, казалось, был доволен моей растерянностью, поскольку ожидал ее. Значит, все шло как и положено тому быть. Я перевернул документ, и на внешней стороне прочитал: «Срочно доставить! Безотлагательно!»

Те, кто знает меня, не удивятся, если я скажу, что голова у