— Тридцать девять? — повторила Эбель и быстрым шагом преодолела расстояние до Ноа. Она замерла у могилы Исаака Волкера.

Соль с Джосайей тоже приободрились и подбежали к ним.

— Ну да, — пожал плечами Ноа, — родился в сорок втором году, умер в восемьдесят первом. Вычитаем — и получаем тридцать девять. Чего такого-то?

— А то, что это та самая могила! — Соль радостно задергала его руку.

Ноа поморщился, так ничего и не поняв.

— Вот теперь я и тебе могу сказать, что ты молодец, — похлопал его по плечу Джосайя.

Он быстро переписал все даты в книгу и потер замерзшие руки.

— Теперь у нас есть новый шифр и несколько часов до воскресной службы, чтобы его разгадать.

Соль зевнула. Медленно и протяжно. Ее усталость подхватили и другие.

— У меня явно будут морщинки и темные круги под глазами. — Она обеспокоенно потрогала свое лицо.

— И ответ на загадку, — сказала Эбель и, обойдя могильную плиту, направилась в сторону академии.

Все нехотя последовали за ней.

— Вы уходите? Мы, что, уже нашли вторую могилу? — крикнул им в спину Ноа.

Но ему так никто и не ответил.

Они вернулись в библиотеку, но, просидев там два часа, так ничего и не нашли. Вся академия успела проснуться и даже позавтракать. А новый шифр до сих пор так и не поддавался четырем искателям мертвецов. Голова уже давно плохо соображала. В полубессознательном состоянии Эбель вчитывалась в страницы Библии.

Ничего не подходило — Фибоначчи, код, алфавит, книжный шифр… Все — мимо. Цифр было нечетное количество. Их ничего не разделяло. Имя Исаака тоже ничего не дало. Оно путало еще больше, и Джосайя предложил убрать его из рассуждений совсем. Он был уверен, что загадка кроется в цифрах, ведь у могилы без мертвеца не было имени, а значит, и закономерности тоже терялись.

— Идите на службу, — мистер Кэруэл посмотрел на наручные часы, — я пока подумаю над шифром без вас. Если что, буду ждать вас в своем кабинете.

Он потер покрасневшие глаза и откинулся на спинку стула.

— О! — воскликнул Ноа. — Наконец-то мы поспим! Чур, последняя скамейка около выхода — моя.

— Если священник увидит, что ты спишь, то он заставит читать молитву вместе с ним. — Соль встала из-за стола и, потянувшись, пошла к выходу.

В животе у нее заурчало от голода.

— У нас есть еще десять минут, — добавила она. — Мы успеем добежать в столовую.

— Я — пас, — ответила Эбель.

Сил бегать у нее уже не было.

— А я пойду займу скамейку. — Ноа блаженно заулыбался, представляя себе сладкий сон.

— Смотрите, никому не проговоритесь, — напомнил Джосайя. — Иначе проблемы будут не только у вас, но и у меня. Окей?

Эбель было слишком лень напоминать ему о том, что это «окей» все еще стремно звучит из уст интеллигентного дяди в пиджаке и галстуке. Поэтому она молча кивнула и покинула библиотеку.

Главный зал был набит студентами. Эхо голосов улетало под высокий потолок. Все толпились у скамеек, стараясь занять места подальше от алтаря, у которого уже готовился к речам отец Робинс. В прямых лучах, пробивающихся через витражи, летала пыль. Она оседала на его черной рясе, и священник, чихнув пару раз, потер нос. Его старое вытянутое лицо было похоже на крысиную морду. В глубоких морщинах прятались маленькие глаза. Он надменно осматривал студентов. Не скрывая своего презрения к исключительным, он провожал каждого взглядом и хмурился, когда кто-то из них кивал ему в знак приветствия.

Все дальние скамейки были заняты. Студенты расселись на них, оставив свободным лишь первый ряд. Там разместились несколько студентов и мисс Вуд. Эбель ничего не оставалось, как сесть на самый его край, прямо рядом с исповедальной будкой. Кажется, там кто-то сладко спал. И, увидев испачканные в земле вансы, торчащие из-под черной бархатной шторы, Эбель сразу поняла, что это был Ноа. Видимо, места на задних рядах ему тоже не хватило.

Мисс Вуд встала и осмотрела студентов. Все замолчали, увидев ее, и поднялись следом. Она кивнула священнику, и тот ударил в колокольчик. Звон прорезал кромешную тишину. Кажется, даже лики на витражах задребезжали от этих вибраций. Отец Робинс развернулся к алтарю и поднял распятие. Молча показывая его всем студентам, прошел с ним вдоль скамеек и вернулся.

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, — начал он. — Отец Небесный! Я прихожу к Тебе в молитве. Прошу, прости мне все мои грехи.

Все сели. Эбель невольно закатила глаза. Слушать это у нее не было никакого желания, а уйти не позволила бы мисс Вуд. Успокаивало лишь то, что позади слышались тяжелые недовольные вздохи других скур. Значит, терпеть литургию Эбель придется не одной.

— Моя вина! Моя вина! Моя вина! — закончил читать молитву священник.

Все исключительные повторили это за ним и трижды ударили себя в грудь. Эбель молчала, и директор неодобрительно покосилась на нее.

А дальше главный зал заполнился нестройным хором голосов, восхваляющих Господа. Эту мессу Эбель, конечно же, уже давно выучила наизусть. Невольно в памяти возникло лицо матери. Шейла улыбалась только в церкви. Только слушая молитвы, она становилась счастливой. Только глядя в лицо священника, она забывала о своих грехах.

Эбель закрыла глаза. Она понадеялась, что сможет ухватиться за образ матери и вспомнить что-то еще, но кто-то толкнул ее плечом.

— Да ты бунтарка, — сказал Реджис, который сел рядом с ней.

Он опоздал на службу, за что получил осуждающий взгляд мисс Вуд.

— Почему не подпеваешь?

Он развалился на скамейке и, запихнув руки в косуху, уставился на священника. Тот, заметив Реджиса, на секунду оцепенел, но продолжил петь, вздернув брови, — удивился. А потом и вовсе нахмурился.

Эбель не ответила Реджису: закрыв глаза вновь, она попробовала ухватиться за воспоминания о Шейле. Но песнопение подошло к концу. Зато началось монотонное чтение Ветхого Завета, и всех опять заставили встать. Эбель пошатывалась из-за бессонной ночи и чуть не уснула,