Шрифт:
Закладка:
Мужчина смотрит на искажённое лицо девушки в чёрном платье и шепчет:
– Спасибо.
И становится мёртв. И падает на мост, на спину, устремляя в предутреннее серое небо взгляд широко раскрытых глаз. Мёртвых глаз.
И не слышит бешеного крика:
– Что случилось?!
И лепета в ответ:
– Не знаю, он… Он испугался?
Копьё зажато в руках, но и только – оно не вонзалось в грудь мужчины. Поэтому нет лужи крови. Но есть мертвец на мосту, человек с разорванным сердцем. Лежащий рядом с чёрным саквояжем.
И ещё есть лёгкий утренний туман.
– Он увидел меня, вскрикнул и упал.
– Потому что знал, что должен сейчас умереть.
– Думаешь, сердце не выдержало?
– Скорее всего.
Всё получилось очень и очень реалистичным. Особенно смерть.
– Мне показалось или он что-то тебе сказал?
– Сказал: «Спасибо».
– Спасибо?
– Спасибо.
Пауза. Сообщение требовало серьёзнейшего осмысления.
– Не сказал за что?
– А разве непонятно?
– Что именно должно быть понятно?
– За что он нас поблагодарил.
– Ты серьёзно?
– Я очень серьёзно. – Молодая женщина в чёрном платье наконец-то подошла к мёртвому мужчине и увидела то, что ожидала: улыбку. – Ты разве не понимаешь, что мы оказали ему огромную услугу? Мы избавили его от страшных мучений.
Воплотив их в жизнь.
22 февраля, среда
«Хорошо, что у меня нет собаки…»
Глупо, конечно, повторять одну и ту же шутку, даже самому себе, но ничего умнее или смешнее Вербин не придумал.
«Хорошо, что у меня нет собаки…»
Только сегодня фраза пришла в голову сразу, едва Феликс открыл глаза. И сразу улыбнулся, почувствовав на плече голову Марты. Услышав её тихое дыхание. Улыбнулся, потому что стало хорошо. Просто хорошо. Ведь это и есть счастье – проснуться утром с ощущением, что всё хорошо. И улыбнуться всему миру, восхитительной женщине, себе…
Сегодня Феликс проснулся первым. А вчера – первым позвонил. А Марта не стала спрашивать, почему так поздно. Он сказал: «Если ты…» Она перебила: «Когда приедешь?» Он заскочил домой, принял душ, переоделся и примчался. Мог бы, кстати, успеть накормить собаку, но дома его никто не ждал.
– Когда прозвонит будильник? – прошептала Марта, не открывая глаз.
– Через двадцать минут.
– Ты специально проснулся так рано?
– Ещё не знаю, – мягко ответил Феликс.
– Давай узнаем, – промурлыкала она, чуть поднимая голову, и Вербин поцеловал её в губы так крепко, как мог.
А потом, как раз через двадцать минут, Марта сообщила:
– Специально. – И добавила: – Чудесное утро.
– Прекрасное.
– Я сделаю завтрак.
– А я сварю кофе.
– Нет, ты иди в душ, а потом ловить злодеев.
Идеально…
Феликс не знал, что будет дальше. Понимал, что разговор о том, что их ждёт и как они видят будущее, обязательно состоится, скорее всего, скоро, скорее всего – в «Грязных небесах», куда они с Мартой пойдут ужинать в следующий раз, но пока не думал, какие слова скажет и что услышит в ответ. И дело заключалось не в том, что сейчас «рано об этом думать» – просто не хотелось. Просто было хорошо. Так хорошо, что казалось идеальным. Так хорошо, словно кто-то подслушал его желания – невысказанные, потаённые – и взялся их исполнить.
Так было с Мартой – идеально…
– Я правильно понимаю, что у тебя есть планы на вечер? – спросила она, разложив по тарелкам омлет с помидорами, сыром и ветчиной.
– Честно говоря…
– Больше ни слова. С мужиками?
– И только с ними.
– С ними или нет – поговорим, если я найду у тебя в кармане скомканные трусики.
– Пожалуй, я зашью карманы.
– Разумно. – Они рассмеялись, и Марта продолжила: – Я спросила не просто так. Хотела предупредить, что уезжаю к старым друзьям. Глава семьи бывший военный, и я всегда навещаю их на двадцать третье.
– Уезжаешь сегодня?
– За мной заедут в пятницу утром, и я останусь у них до воскресенья.
– Загородный дом?
– Да.
Феликс помолчал.
– Но завтра…
– Завтра, если ты сможешь…
– Поужинаем в «Грязных небесах»?
Марта вздрогнула и удивлённо посмотрела на Вербина:
– Ты уверен?
– Ты сама сказала, где мы ужинаем в следующий раз.
Вербин понял, что Марта не только удивлена, ей очень приятно сделанное предложение, однако она не смогла не признаться:
– Феликс, когда я сказала, что следующий ужин должен быть в «Грязных небесах» и нигде больше, я не знала, что… что будет. И как будет. После моих слов прошло мало времени, но много событий… И теперь… я готова подождать.
– А я нет.
Марта коснулась руки Феликса и, глядя ему в глаза, прошептала:
– Спасибо.
– Ты не должна благодарить.
– И тем не менее…
«И тем не менее…»
Слова и взгляд коснулись души Феликса и очень ласково её погладили. Её слова. Её взгляд. Прикосновение её пальцев. Нахлынувшие чувства не отпускали до тех пор, пока Феликс не вошёл в известное адвокатское бюро, в котором единственный ребёнок Диляры Зариповой назначил полицейскому встречу. В присутствии адвоката, разумеется. Который сразу же представился:
– Пономарёв Григорий Ильич. – И обменялся с Феликсом рукопожатием. – Присаживайтесь.
– Спасибо. – Вербин расположился в удобном кресле, достал записную книжку, авторучку, забросил ногу на ногу и с улыбкой уставился на адвоката, демонстративно игнорируя сидящего в соседнем кресле Зарипова, который, при появлении Феликса, промолчал и даже не обозначил попытки привстать. – О чём вы хотели со мной поговорить, Григорий Ильич?
Пономарёв легко считал действия Вербина, коротко, но весело рассмеялся, плюхнулся в своё кресло и потёр руки:
– А вы точно такой, каким вас описывают, Феликс…
– Анатольевич, – подсказал Вербин.
– Да, точно такой, – закончил адвокат, продолжая держать на лице улыбку.
Пономарёв оказался полным, но не жирным, ещё не обрюзгшим, среднего роста, лысоватым обладателем вкрадчивых повадок потомственного стряпчего. Костюм у него был неброским, но судя по тому, как он сидел на неидеальном адвокатском теле – сшитым на заказ.
Что же касается Наиля Зарипова, то Вербин краем глаза разглядел в соседнем кресле именно то, что ожидал: долговязый, но не настолько высокий, как Феликс, узкоплечий молодой человек с бородкой, которую имело смысл никогда не выращивать. Его, наверное, часто называли «юношей», но Вербин знал, сколько Зарипову лет, поэтому обозначил его «молодым человеком». Хоть и с трудом. Кудрявый молодой человек расслабленно полулежал в кресле, благо конструкция позволяла, а когда Пономарёв
