я бы его мудаком не назвал. Вы с ним именно как одно целое. Он – голова, немного отбитая, правда. Вы – тело. Он без вас один не справится. Не говорил – ну боялся, понятное дело. Я про своих барабашек тоже не всем сразу рассказываю. Про ковер с буфетом – так вы вообще у меня первые.

Хром кивнул на шубу, висевшую на плечиках возле зеркальной двери: пятнистый мех на спинке превратился в узорчатый букет алых роз. Винни хихикнула, прикрыв икоту ладошкой.

– Капе-е-ец! А в рукавах у тебя что? Голуби? Ой, я пьяная, не слушай меня.

Она замолчала, будто прислушиваясь к мерному стуку колес и звону ложки в подстаканнике. Хрому нравилось молчать, но от выпитого его тоже слегка повело, и кое-что все-таки договорить требовалось.

– Ты представь, – продолжил он, – что у Макса такой же талисман есть, как у тебя. Только не снаружи, а внутри. Его особенная фигня, из-за которой для других он псих типа. А ты, своя, родная, ему в лицо сказала, что он такой тебе на хер не сдался.

– Да мы его любым… всегда… – начала было Винни, но внезапно отпихнула руку Хрома от себя и сдвинулась к окну, вытирая слегка влажные щеки. – Ты же знал, да? Ты сразу понял, что у него эта Ольга! Когда мы за Дипом ехали.

Пришлось кивнуть – врать Хром не любил, и девчонка посмотрела на него как на врага. Никакие курсы никаких психологов Вася Хромов не кончал, но и без них ситуевину видел, примерно как то маленькое блестящее сердечко на ладони, а потому все же позволил себе высказать еще кое-что, пока его окончательно не внесли в черный список.

– Просто подумай, точно ли этот Шиза твой, как ты говоришь, «формат», или, может, твой как раз тот, который умеет картошку чистить и кофточки выбирать?

Винни всхлипнула снова, но уже сквозь улыбку:

– Капец, еще бы пару рюмок, и я бы с тобой маник села обсуждать. Приехали, блин.

– Ну а чё, – крякнул Хром, по-дружески сгребая ее за плечи, – розовая херня с «Барби» у меня уже есть.

Он еще немного подержал девчонку в объятиях с новым чувством облегчения – пройдет немало времени, прежде чем раны заживут у каждого из них, но, кажется, именно непонятки с двойной личностью Шизы и мешали Винни до сих пор. Интересно, как теперь они с Бабаем отреагируют на Ольгу, когда она… если она. Хром снова думал о ней, ловя себя на мысли, что ее он сейчас тоже хотел бы обнять едва ли не больше, но сделать это было бы сложно, поскольку технически ему пришлось бы обнимать дылду. Хотя… и его бы Хром, наверное, тоже сграбастал по-братски, потому что, когда Винни внезапно вскочила и, обиженная, уходила из ресторана, тот сидел с таким похоронным лицом, словно от него только что родная мать отказалась. Которой, как Хром помнил, у дылды с детства не имелось.

Повышенная эмпатия, мать ее, в Хроме гудела вместе с повышенной дозой алкашки, и в вагон-ресторан он возвращался с твердым намерением больше ни капли в рот не брать. Крепкий алкоголь в значительных количествах Хрому был, мягко говоря, противопоказан по хтоническим показаниям, и до этого дня его очень радовало, что ни с Шизой, ни с остальными бухать не требуется. Но, видимо, пришел тот самый день, когда Шиза решил все за Хрома.

– Чё-то вы б-быстро, – бросил он, изо всех сил изображая на лице равнодушие. – Я д-думал, ты там у-у-у-утешаешь нашу д-даму…

– С дамой все в порядке. Я тебя утешать пришел.

Вырвалось как-то само, и это было странно. С дылдой Хром ничего обычного для себя не чувствовал, как с другими, – с ним чуйка молчала, просыпаясь только в минуты каких-нибудь диких буйств и потрясений. Так что со всей уверенностью можно сказать: Хром произнес это не потому, что ждали, а потому, что сам так думал. Или это одно и то же? Запутавшись в своих ощущениях, он в отупении уставился на Шизу. В ответ тот медленно моргнул, чуть дернул уголком губ, будто пряча лыбу, и без вопросов подвинул Хрому стакан.

– А м-мы с-с-с Бабаем… к-как раз про Антоху б-базарили.

Хром посмотрел на пускавшего пузыри Бабая, привалившегося к окну уже на том месте, где до этого сидела Винни, и, вздыхая, опустился рядом, напротив набуханного дылды. Поезд летел по черной бездне, где не было ни огней, ни цивилизации, только ровный забор из темно-серых деревьев, за которыми блестело снегом и звездами небо.

– Ваши пальцы пахнут ладаном, а в ресницах спит печаль. Ничего теперь не надо нам, никого теперь не жаль[13], – дылда тихо тянул себе под нос, доверху наполняя стакан Хрома вискарем.

Пришел, называется, проконтролировать, чтобы эти двое благополучно добрались до своего купе и не потерялись на стоянках поезда ночью, но в итоге даже не вспомнил, как вернулся из ресторана сам.

Гипножаба

В той вселенной, где с утра пораньше людей поднимают из мертвых ненавистные будильники, просто не существует буфета. Это позже Хром допер, что пиликала шкатулка, на одной «струне» и прямо в мозг, но поначалу ему показалось, что он попал в детство или в сериал с братками, у которых на мобиле вместо знакомой всем извечной мелодии тренькает не менее знакомый, но уж точно не такой понтовый Бетховен. Буквально через пару минут, пока Хром пытался открыть второй глаз, в дверь постучали, и бодрый голос проводницы прозвенел с обратной стороны:

– Васенька, «Сызрань Город» через час!

– …Вась-сь-сенька…

На верхней полке напротив Хрома шевельнулся дылда. Его ноги не помещались, и одну он свесил, мгновенно получив снизу по пятке от Винни.

– Мослы убрал.

– О, н-наконец-то т-ты со мной разговариваешь! П-прогресс!

Кажется, Шизе нравилась такая Винни – сейчас она уж больно напоминала его самого, только в версии без оскала и с бамперами. Бабай все еще блаженно дрых внизу – наверх Хром с Шизой, видать, его запихать не смогли. А вот в остальном Хрому словно память отшибло. Правда, местами проклевывалось что-то из глубин подсознания, например, лицо проводницы, сначала недовольное, потом