требовалось, и так знал уже – с разговорами о Сызрани и жившем там последние годы Бесе за этот час ее имя прилетело не единожды, сказанное ласково незнакомым голосом. Хром думал о Бесе тоже, как о самом первом из жмуров в этой заварухе, и все больше ловил себя на мысли, что скажи он про ту сделку Шахтеру другое, ничего бы не случилось. Ему вдруг, впервые за все эти сумасшедшие дни, стало до жути жаль пацанов. Запах от шпал, гул поездов и яркие прожекторы, прорезавшие черный воздух, радости не добавляли, наоборот, навевали тоску. Хром повернулся обратно, обвел глазами своих будущих попутчиков. Что им предстояло еще сделать, он понимал плохо, но твердо решил: делать что-то нужно. Он смотрел на Шизу, которого перекосило на морозе, на дерганого Бабая и задолбанную, как воспитательницу в яслях, Винни. Смотрел, как все трое пританцовывают от холода на пустом перроне, а проводница светит фонариком сначала в паспорта, а потом каждому в табло – как на допросе. И в первый раз за свои тридцать два года Хром подумал: если раньше жизнь почему-то считала, что он вне этой движухи – всегда знает все наперед, всегда все видит, – то теперь она почему-то решила, что он обязательно тоже должен поучаствовать. А могло ли быть иначе? Мог ли Хром повлиять на все, зная, что за чернота сидит в том мутном человеке, каким он впервые почувствовал Сократовича? И тот не купил бы аварийное здание на Огарева, не нашел бы в подвале тела с камнем, не стал бы искать Ольгу…

– Кстати! – Хром перебил Бабая, открывшего было рот, как только закрыли дверь купе. Ему тоже не понравилось, что под сиденьями с фирменной синей обивкой не оказалось типичных отделений под багаж – это значило, что сумки с пушками им не видать до гостиницы или другого шкафа, который Хрому сначала надо будет потрогать. А в плацкарте такие почти всегда имелись. Но башлял Шиза, и Винни выбрала купе, потому что из всего только там еще оставались четыре полки в одном отсеке, это раз. И два – им лишние уши сейчас были не слишком в тему. Хром откашлялся, привлекая внимание остальных, и пояснил: – Сократович не знает про Ольгу, ее отца и всю эту херобору с экспедицией. Он вообще, походу, ни хера не знает. Шахтер меня что просил, когда притаскивал шкатулку? Узнай, говорит, чья она. Потом в бизнес-центре тот уже сам, лично, ту же работенку предлагал – людей, мол, поищи мне, Вася.

– И ч-чё?

– Я тоже думаю, и чё? – нахмурилась Винни. Хром придвинулся ближе, опершись на столик, как раз в тот момент, когда поезд дернулся и за окном медленно поползло здание вокзала.

– И ничё, – буркнул Хром, снова опережая Бабая. – И нет, не можно. Даже не проси. Тырить еду из магазинов нехорошо.

– Да я бы знал, бич-пакеты бы не брал! Такой облом! – заныл он. – А тут еще и шкафов нету, как назло.

Шиза хохотнул, отметив особую любовь Бабая к шкафам, и щелкнул ему пальцами по лбу:

– Это спец-циально, чтобы ты не ты-ты-тырил ничего и Васю не п-подбивал. Ничё, мелкий. Ща В-Вася родит свою у-умную м-мысль, и мы пойдем б-бухать.

– В поезде запрещено бухать, – зевнула Винни, стаскивая ботинки и упирая ноги в сидушку напротив своей.

– Я с собой взял, – подмигнул Бабай заговорщицки. – Как будто нам кто-то может запретить.

Винни закатила глаза, бросив, что только с полицией им проблем сейчас и не хватало, на что Шиза примирительно махнул рукой:

– В в-вагоне-ресторане м-можно.

– Ты меня вообще не отражаешь? – завелся Хром. Он им про важные вещи, а они все о бухле. – Ты башкой своей попользоваться не хочешь?

– Угу, – буркнул Шиза. – На пол-литры. Думать б-будем завтра, понял? Сь-сегодня Толяна с Лешим п-поминаем. Т-ты, кстати, с нами, – он ткнул в Хрома пальцем и дернул подбородком в сторону Винни скорее вопросительно, чем утвердительно, но та уже намазалась хренью для губ и зачем-то разглядывала в маленькое зеркальце свои ресницы.

Хром, конечно, думал возразить, но решил смотреть по ситуации – жрать ведь хотелось тоже. Да и ребят проводить по-людски, чего днем не получилось. Повезло, что в ресторане народ в такое время уже не торчал. Лишь пара человек откуда-то приглушенно бубнили, точнее, в их голосах бубнил алкоголь.

– Мидий нет! – объявил Шиза, громко захлопнув меню у Хрома перед носом, и тот хмыкнул, однако очень быстро понял, что веселость дылды была больше показной. Как и гонор на перроне, когда Винни оформляла билеты.

Пока все ждали свои борщи и всякие закуски с нарезками из тех, что еще оставались в наличии, Хром согласился, что про Сократовича и всю эту хтонь лучше и правда побазарить с утра, на свежую голову. Вот только втридорога заказанная Шизой бутылка вискаря говорила о том, что утром голова вряд ли будет свежей.

По опыту Хром знал, что есть два типа людей в состоянии чертей: одним нужно искать приключений на свою пятую точку, детонирующую с любой не то что предъявы, а даже с простого «не так посмотрел»; другим требуются задушевные кухонные разговоры до утра в стиле «ты меня уважаешь». Вот Шиза как раз, походу, был из вторых. Он клевал колбасу с сыром и тут же шлифовал сверху вискарем, словно стремясь быстрее дойти до той кондиции, когда уже не стыдно и не стремно вывернуть наизнанку нутро во всех возможных смыслах. Первый раз Хром тоже выпил со всеми за ребят, не совсем разбираясь, что в таких случаях желать – земли пухом или уже царствия небесного. Спорить никто не стал, все желали разного и молча. Потом начались рассказы из детства – их Хром тоже только слушал, так как остальным надо было выговориться.

– А мы с Лехой, – вещал Бабай, – с Лешим то есть, даже и на поезде ни разу никуда не мотались. На тачке только, и то по области. И в Сызрань к Бесу.

– Когда это вы к нему успели? – вклинилась Винни. – Почему я не в курсе?

– А тебе на него на зэка охота было посмотреть?

– А может, и охота! – Винни хлопнула по столу пустым стаканом и отвернулась к окну. Бабай помолчал с минуту и тихо