Следом вышли шестеро жен саарсана. Лица их были закрашены черным без узоров, все украшения сняты, косы разлохмачены в знак скорби. Может, ночью они и лили слезы, но сейчас стояли с каменными лицами, и глаза смотрели куда угодно, только не на бывшего мужа. Старшая из жен торжественно взяла полынную метлу и взмахнула ею у ног Ширама:

— Мы стираем твои следы. Да не отыщет мертвец пути назад!

— Ты больше нам не муж, ты больше не Афайя, ты больше не накх! — подхватили остальные жены.

Ширам втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Он думал, что сумеет все перетерпеть спокойно, но его охватил гнев от несправедливости происходящего. Он бросил презрительный взгляд на Арза-Бану, стоящую поблизости.

— Что еще? — громко воскликнул он, расправляя плечи. — Может, косу отрезать захотите? Подходите — кто первый?

Он смотрел вниз, пытаясь разглядеть знакомые лица, но накхи отводили глаза. Его слова смутили многих.

— Веди себя достойно, Ширам! — прошипела Арза-Бану. — Не позорь звание саарсана, которое тебе выпала честь носить…

— Ты говоришь о чести? Я не щадил своей жизни, я одерживал победы, я расширил наши земли втрое — и чем вы отплатили мне, люди Накхарана? Боги не любят неблагодарных. — Ширам возвысил голос: — Здесь и сейчас вы воткнули клинок себе в горло, накхи!

Никто не ответил ему. Зачерненные маски вместо лиц, змеиные пасти змей на лбу… На миг Шираму показалось, что он не узнаёт никого из стоящих. Все, кто смотрел на него, стали чужими.

— Я не желаю быть одним из вас, — бросил он. — Я больше не Афайя, я больше не накх!

Ширам повернулся в сторону нескольких воинов Афайя, стоящих ближе всех к вершине холма. Невысокая накхини с густо закрашенным лицом, ожидавшая знака, бросила ему изогнутый меч из небесного железа.

Ширам поймал меч на лету и шагнул к белому камню. Прежде чем кто-то успел остановить его или хотя бы понять, что он задумал, бывший саарсан положил правую руку на престол Великого Накхарана, резко замахнулся и отсек ее одним ударом.

Белый камень разом окрасился красным, отрубленная пясть упала на землю.

— Кровь за кровь, — проговорил Ширам, покрываясь смертельной бледностью. — Я больше ничего здесь никому не должен.

Он пошатнулся. Двое воинов Афайя кинулись к нему на помощь. Даргаш подхватил, не давая упасть, Янди мигом перетянула культю тугим ремнем.

Никто даже не пытался им препятствовать. В первый миг над холмом и его окрестностями застыла мертвая тишина. Потом она наполнилась ропотом, возбужденными возгласами, и наконец вся долина загремела восторженными воплями, стуком и звоном от ударов рукоятями мечей о щиты. «Теперь о Шираме будут складывать легенды!» — думал каждый.

Смотрите, люди Накхарана, каков он, опозоренный и изгнанный вами саарсан! А те, кто нынче не пришел к престольному камню, пусть вырвут себе глаза с досады — потому что ничего подобного они не увидят, проживи хоть триста лет!

— Ты получила свое искупление? — тихо спросил Ширам у Янди, вместе с Даргашем помогавшей ему спуститься с холма.

Лазутчица лишь кивнула, не находя слов.

— Не совершили ли мы ошибку? — подумала вслух Арза-Бану, провожая взглядом уходящего Ширама и его людей. — Не изгнали ли своими руками великого правителя?

Нимай, стоявший рядом, даже не услышал ее.

— Боги, — шептал он, — какую песнь будут петь об этом дне!

Глава 12

Возвращение домой

В Накхаране настало время скорби. Ширама оплакивали как мертвого, поскольку он и был теперь мертвым для накхов. Хуже того — он все еще ходил по земле, вызывая в людях ужас и отторжение. Ибо никого так не боялись бесстрашные накхи, как неупокоенных мертвецов. Они могли воспевать красоту поступка низвергнутого саарсана, помогать ему, восхищаться — и при этом гнать от своих дверей.

Впрочем, род Афайя всегда заботился о своих покойниках. Шираму и его людям было дано все необходимое для того, чтобы уехать из Накхарана. Неподалеку от крепости Афайя, в роще при въезде в долину, для него разбили большой шатер. Правда, когда Ширам добрался до него, никто из Афайя не встречал бывшего родича. А из всей его свиты остались лишь волколак Даргаш и полукровка Янди. И конечно, царевна Аюна.

Первые несколько дней после обряда прошли для Ширама словно в бреду. Там, на холме, он почти не почувствовал боли, но потом она нахлынула огненной волной. С тех пор он не спал ночами, баюкая жестоко дергающий обрубок руки. Настои, которыми его поила Аюна, едва помогали. Стоило ненадолго забыться, и вот уже он рубился с кем-то насмерть — и обе руки были при нем. Просыпаясь, Ширам снова видел обмотанную повязками культю и чувствовал, что как никогда близок к отчаянию.

Боль мешала думать, Ширам целыми днями молчал. По всему выходило, что пора ему умереть, и эта мысль, пожалуй, даже утешала его. Он сделал, что собирался, раздал все долги, и теперь, как ни крути, его жизнь кончена. Ему было жаль только Аюну. Они ведь успели заключить брак, а значит, останься царевна у накхов, после смерти мужа ее участь была бы незавидной. Ширам с грустной и непривычной нежностью глядел на ее, когда она, выстирав засохшие повязки, засыпала в его шатре. Он нужен ей, нельзя просто бросить ее и уйти… И будущее снова казалось ему туманным и безнадежным.

Они заночевали в роще, не имея возможности даже взглянуть издали на башни его родной крепости. А утром следующего дня в шатер заглянул Даргаш и сказал:

— Маханвир, там пришел Харза, сын Нимая, и с ним целая толпа воинов…

— Что ему тут надо? — нахмурился Ширам. — Ладно, пусть войдет… Если не побоится.

Харза смело вошел в шатер и слегка поклонился, во все глаза уставившись на Ширама. Голова у него была перевязана, но во всем прочем юный избранник белой кобры выглядел таким же дерзким, как прежде.

— Мои люди останутся снаружи, — сказал Харза. — Прости их невежливость, они опасаются порчи. Я принес тебе меч, Ширам.

Он развернул кусок замши, который держал в руках, и показал Шираму короткий изогнутый меч, сверкающий, как горный лед.

Ширам на миг потерял дар речи. Он узнал этот меч — в точности его собственный, один из пары, отданный Мармару.

— Откуда он у тебя?!

— Его изготовили по моему приказу, — гордо ответил Харза. — Еще на совете Двенадцати Змей я заметил, что у тебя всего один меч вместо двух. Потом твои воины рассказали, как