Ширам молчал. Ноготки Янди, едва касаясь, скользили по его коже, но ему чудилось, что сама смерть трогает его острыми когтями. Он наконец вспомнил, где видел эту девушку, и проклинал себя, что не узнал ее намного раньше.

Служанка из бьярской путевой вежи — после беседы с ней у саарсана остался памятный шрам на щеке…

«…А вот говорят, у накхов есть обычай. Когда парень с девицей женятся, то их в храме вместе связывают крепко-накрепко и так целую ночь они возносят моления Ночному Оку… Как это бывает? Ты мне покажешь, доблестный маханвир?»

Вендка в столице, ее насмешливый взгляд с площади, когда саконы — то ли ходячие мертвецы, то ли нет — засунули Аюра в мешок. Тогда Ширам видел царевича в последний раз…

— Ну, что скажешь? — Ноготки больно впились в его щеку. — Ты ведь помнишь, как убивал моего отца?

— Я помню чужеземца, которому отрубил руку, — хрипло сказал саарсан. — Мне было десять лет. В тот день отец вершил воздаяние…

При слове «воздаяние» взгляд Янди стал неотличим от змеиного.

— Полагаешь, твой отец был прав?

— Как я могу осуждать отца?

— На его месте ты тоже казнил бы жену? Расскажи, как бы ты ее покарал?

Ширам чуть промедлил с ответом.

— Я никогда не грозил своим женам прогнать их, если они не сумеют родить мне сыновей. Все они живут в почете…

— …хотя сыновей тебе так и не родили.

Янди перестала водить ногтями и села рядом, подогнув под себя ноги.

— Знаешь, Ширам, — заявила она внезапно, — я решила не убивать тебя. Слишком просто! Я десятки раз могла это сделать… Даже не представляешь, как близко я подбиралась к тебе… — Она вдруг схватила его за волосы, запрокидывая голову. — А если я отрежу тебе косу? Живи дальше без чести — как все эти годы жила я!

— Если ты так сделаешь, — прохрипел саарсан, — то сразу же меня убей, потому что после этого не будет жизни ни тебе, ни мне…

— Ну хорошо. — Янди разжала руку. — Чем ты готов заплатить за кровь моих родителей? Чем готов выкупить свою жизнь? Давай поторгуемся!

— Поистине ты больше дочь Гауранга, чем я его сын! — выдохнул Ширам. — Удивительно, его свирепый дух возродился в той, кто по крови ему даже не дочь!

Янди вспыхнула, сама не понимая, польстило ей это сравнение или оскорбило ее.

— Тебе ведь страсть как хочется начать резать меня по частям, как резали твоего отца! Ну так не тяни, приступай…

Ширам закрыл глаза, готовясь к смерти. Его лицо понемногу обрело спокойствие спящего.

— Есть одна сказка, — сказала Янди, помолчав. — Я слышала ее в детстве здесь, в храме. Последнее время она мне часто вспоминается… Жил-был один накх, не желавший почитать змей. Как-то поехал он в набег. Решил срезать путь через овсяное поле да и растоптал случайно змеиную кладку в борозде. Когда мать-кобра вернулась с охоты и увидела мертвых детей, она решила отомстить. След копыт привел ее к дому накха. Его семья — жена и малые дети — безмятежно спали. Всех их кобра убила. Потом она узнала, что старшая дочь того накха вышла замуж и живет в соседней долине, и отправилась туда, чтобы убить и ее. Но что она увидела там? Перед крыльцом дома стояло блюдце с молоком и сластями, украшенное цветами. Молодая женщина не пыталась откупиться от мести — она просто чтила змей. И кобра сменила гнев на милость. Жажда убийства угасла в ее сердце. Она вернулась в дом нечестивого накха и воскресила его жену и детей. Ибо это была одна из змей-прародительниц, что карают и награждают по заслугам…

Ширам напряженно слушал, пытаясь понять, к чему клонит Янди. Конечно, мужественная смерть под пытками в руках врагов несла высшую и самую трудную славу. Однако сказка заронила в его душу зерна надежды на иной исход.

«Она сомневается, — понял Ширам. — Она хочет чего-то иного — но чего?»

Впрочем, саарсан отлично понимал, что все это могло говориться и нарочно, чтобы помучить его.

— Я был бы рад воскресить твоих родителей, Яндха, но не могу, — сказал он. — А молоко и цветы тебя едва ли устроят.

Янди хмыкнула:

— Раньше меня всегда злило окончание этой сказки. Кобра должна была довершить свою месть и со славой вернуться на овсяное поле. Но потом я подумала: а может, это я чего-то не вижу? За время, что мы путешествовали с царевной, мои мысли незаметно изменили свой ход, и я пока не пойму, хорошо это или плохо. Аоранг — помнишь его? — как-то сказал мне: «Ты летишь сквозь чужие жизни, как отравленная стрела». Так вот, я больше не хочу быть стрелой. Я хочу быть тем, кто стреляет… — Янди вздохнула. — И я не хочу стать новым Гаурангом… хотя бы во мне и воплотился нечаянно его дух. Скажи, братец, о чем эта сказка? О неудавшейся мести?

— Нет, — отозвался саарсан. — Она о том, что судьба бывает жестока ко всем — и сильным, и слабым. А еще о том, что в мире есть высшая справедливость и даже худшее из зол можно искупить.

— Я не знаю, что такое искупление, — пожала плечами Янди. — Если ты знаешь — расскажи.

Ширам приподнялся на локте. Янди подобралась, готовая ударить, если понадобится.

— Я тебя почти не знаю, сестра. Однако твои деяния говорят о тебе красноречивее слов. Ты уберегла мою невесту в землях вендов и в степях колдунов. Ты спасла жизнь и мне — там, у Аршага. Если ты хочешь искупления за отца — клянусь тайным именем Отца-Змея, ты получишь его.

Они не сводили глаз друг с друга, словно стараясь расслышать тайные мысли. Но услышали лишь топот множества ног за дверью чертога.

Глава 11

Искупление в Накхаране

Царевну тащили все вниз и вниз. Найины шли быстро, в полной темноте. Тут, под землей, ни единый огонек не разгонял кромешного мрака. Слышались лишь быстрые шаги и неровное дыхание множества женщин. Все они были ростом чуть не на голову ниже Аюны и казались тонкими, как девочки, но все попытки вырваться приводили лишь к резкой боли в вывернутых руках и злым окрикам на чужом языке. «Плохо дело», — только и успела подумать Аюна, прежде чем ее отпустили, швырнув на колени. Затем часть женщин куда-то ушла, а остальные встали вокруг нее и, глядя перед собой,