— Видишь ли, в Накхаране соблюдаются непривычные для вас, жителей Аратты, обычаи наследования. Наш закон мудр. Ты знаешь, что не все накхини торопятся найти мужа, а некоторые и вовсе не хотят для себя брака. Так вот, ребенок, родившейся у незамужней, остается в семье отца девицы и считается сыном старшего мужчины в роду.

— Ах вот оно что…

— Да. Мой сын — а я не сомневаюсь, что будет сын, — станет зваться сыном Ширама. Понимаешь, к чему я клоню?

— Святое Солнце, — пробормотал Хаста.

— Не пойму, что тебя удивило? Я — саари рода Афайя, я правила им много лет — между прочим, куда дольше, чем Ширам. Я не могу наследовать ему, поскольку обычай не велит. Но мой сын сможет. — Марга ласково тронула руку Хасты. — Наш сын.

— Мой сын будет саарсаном?

Хаста разразился отчаянным хохотом.

— Не смешно, — обиделась Марга. — Я думала, ты обрадуешься.

— И ничего страшного, что он только наполовину накх?

— Как это — наполовину? Его мать — накхини, его законный отец — Ширам — тоже накх…

— А представь, любовь моя, — что, если он родится рыжим? Рыжий саарсан!

— Ты опять несешь чушь! — рассердилась накхини. — Всегда поражало, как это такой умный человек, как ты, порой не понимает самых простых вещей!

— Видишь, ты довела меня до слез! — пожаловался Хаста, утирая глаза.

— Ну-ну! — Марга обхватила его за плечи. — Держись. Я понимаю, как тебе обидно. Прости, я все обдумала и поняла, что мы никогда не сможем пожениться. Ведь тогда наш сын будет считаться твоим, а в этом нет никакого смысла: он родится бесправным полукровкой, я ничем не смогу помочь Шираму…

«И потеряешь власть и влияние в Накхаране, — мысленно добавил Хаста, — а тебе этого ой как не хочется…»

— Но я обещаю назвать сына Хастой — в твою честь.

— Хаста, сын Ширама, саарсан накхов, — проговорил Ширам, пытаясь переварить новость. — Боги, как странно! Впрочем, я уже отвык удивляться…

— Сегодня после заката я собираю совет сааров, — объявила Марга. — Хочу порадовать их новостью о будущем саарсане из рода Афайя, при котором я буду править, пока он не вырастет. Кроме того, им следует кое-что узнать о новом договоре, который я от их имени заключила с Араттой. Надеюсь, им понравится. Аратта оставляет Накхарану все хлапские земли. У Аюра новая большая война, ему недостанет сил, чтобы воевать на севере и на юге… Двару, правда, придется отдать арьям — но мои сородичи все равно не знают, что делать со столицей юга, кроме как разграбить и сжечь…

— Погоди, Марга, — прервал Ширам. — Ты сказала, у Аюра новая война…

— Да, война на севере, с какими-то ингри, — нетерпеливо отозвалась саари. — Мне пора идти, Хаста расскажет остальное. Ты, Хаста, не ходи со мной на совет, незачем. Прощай, брат.

— Что ж, род Афайя в надежных руках, — сказал Ширам, проводив сестру. — Марга не отдаст власть просто так… Но ты-то хоть вернешься со мной в столицу?

— Конечно, — сказал Хаста.

— Тогда садись, поешь, наконец, и расскажи мне, что происходит в Затуманном крае!

* * *

Небо над горами было усыпано звездами. Хаста глядел на них, и каждая звезда казалась ему буквой неведомого языка, на котором боги записывают судьбы всех живущих. Огромная книга была распахнута над головой жреца, и он сожалел, что ему не хватает знаний прочитать ее.

«Скоро я уеду из Накхарана, — думал Хаста. — Вероятно, навсегда. А Марга останется. Едва ли мы еще увидимся… Я всегда знал, что рано или поздно это произойдет. Отчего же мне так грустно?»

Ночной холод исподволь пробирался под одежду, жалил кожу, заставляя зябко ежиться. Хаста подумал, что Накхаран всегда был для него неприветливым местом. Однако при мысли, что скоро придется покинуть эти заснеженные горы, жрец чувствовал печаль и огромную усталость.

«Наверно, я в самом деле устал все бросать и начинать сызнова. Право, мне порой кажется, что я прожил несколько жизней и все они висят на моей шее, как мельничные жернова… Раньше уходить было намного легче… Уж не старость ли это?»

Хаста тряхнул головой, прогоняя тоскливые мысли.

«А с другой стороны, поглядеть на нового саарсана будет невероятно забавно! Может, когда-нибудь, когда он подрастет, ему понадобится учитель, который расскажет ему о свете Исвархи и о том, как устроен мир».

* * *

— Я позвала тебя сюда, Янди, ибо мне нужен совет, — смущаясь, сказала Аюна.

Они стояли в роще, среди поникших под тяжестью снега горных сосен, и глядели на озаренный светом шатер саарсана. В темноте он казался зажженным среди спящих гор фонарем. Внутри двигались тени.

— Ширам уже не так мучается от раны, как в первые дни. Ты ведь знаешь, поначалу я просиживала с ним целые ночи, но теперь вижу, что ему много лучше. Сегодня я спросила, не хочет ли он, чтобы я перешла спать в другой шатер… может, я мешаю ему… — Аюна слегка зарумянилась. — И ты знаешь… он сказал «нет».

— Ну так не переходи, солнцеликая, — хмыкнула Янди. — Вы же супруги. Сегодня постелю вам вместе.

— Да, но…

— Если хочешь, расскажу, что следует делать, чтобы ночь стала радостью для обоих…

— Нет, Янди, — краснея, перебила царевна. — Я хотела тебя спросить совсем о другом. Понимаешь ли, у меня уже дважды не приходили лунные дни. Такого прежде не бывало. Может, я чем-то больна?

Янди во все глаза уставилась на царевну:

— Святое Солнце! Я и забыла… Ох, царевна, тебе не следует терять время. Нынче же ложись со своим супругом. Будь ласкова, но осторожна, чтобы рана не помешала ему совершить требуемое. Конечно, это следовало сделать раньше, но иногда дети рождаются и семимесячными…

— О чем ты, Янди? — удивилась Аюна.

— Думаю, солнцеликая, тебе кое о чем стоит знать, — хмурясь, сказала лазутчица. — Помнишь Зимнюю жертву, обряд в земле Великой Матери? Ах да, тебя же одурманили, и ты все проспала…

— Зимняя жертва? Та свадьба Земли и Неба?

— Да. Ты была Землей, а знаешь, кто был Небом? Аоранг!

— Я не понимаю…

— Что уж тут понимать? Ты беременна, царевна.

Аюна решительно помотала головой:

— Этого не может быть, Янди! Аоранг никогда не посмел бы…

Янди пожала плечами:

— Понятия не имею, какой морок на него навели в том домике на поле. Может, он видел перед собой саму Матерь Дану или вовсе Кошку-Хранительницу… Словом, поверь: твое девичество забрал Аоранг — и теперь ты ждешь от него дитя.

Аюна растерянно глядела на Янди. Ее лицо пылало.

— Беременна… — повторила она. — Но что же теперь делать, Янди?

— Я же тебе объяснила — иди