Шрифт:
Закладка:
Джесс оглянулась, освободив локоть. На ее губах еще играла улыбка, но брови вопросительно сошлись на переносице:
– Что ты делаешь?
– Снимай сапоги, – хрипло приказал я, надевая рубашку через голову.
Она колебалась всего секунду, прежде чем я услышал вжиканье длинных молний и взглянул на ее ноги. Под сапогами у нее были розовые гольфы в полосочку.
– Дуэйн?
Я поднял глаза и встретился с ней взглядом. Джесс ожидала от меня дальнейших указаний.
– Снимай трусы.
Она поколебалась и спросила:
– А платье?
Я покачал головой:
– Только трусы.
Всего секунду большие карие глаза смотрели на меня в недоумении, затем Джесс приподнялась на сиденье. Я закрыл глаза и не видел, как она, извиваясь, выбирается из кружевных трусов, но представил ее прелестный голый зад и едва не потянулся к ней. Джесс, справившись с заданием, замерла.
Я открыл глаза. Джесс смотрела на меня с разгоревшимися щеками. Я заподозрил, что она ждет новых указаний. Ее готовность и доверие лишь укрепили мою решимость.
– Забирайся ко мне на колени.
Она сразу подчинилась и потянулась к моей ширинке.
Я остановил ее руки:
– Не надо.
– Но…
– Тс-с-с…
Я запустил пальцы под юбку, с наслаждением ощутив гладкость кожи. Джессика ухватилась за мои плечи, и закрыла глаза, когда я легонько провел рукой по внутренней стороне бедер.
– Дуэйн, – задыхаясь, умоляюще проговорила она.
Свет фар проезжавшей машины осветил салон, и я увидел, что стекла машины совсем запотели.
Я погладил ее кончиком среднего пальца, и бедра Джесс напряглись; она зажмурилась и прерывисто вздохнула. Проведя другой рукой по ее круглому заду (потому что у нее изумительная задница), я придержал Джесс на месте, снова коснулся, войдя в нее один раз, дразня.
Смотреть на Джессику было невыносимо тяжело. Да, я испытывал эрекцию, и мой член завидовал моей руке, но то, как Джесс реагировала, как двигалась, вздыхала и стонала, отзывалось в моей груди упоительными ощущениями. Я словно стал свидетелем чуда.
Она была права – много времени это не заняло. Когда она схватила меня за запястье, задыхаясь и раскачиваясь у меня на коленях, забыв обо всем на свете, мне захотелось озвучить свои неожиданно властные, собственнические притязания.
Твое тело принадлежит мне.
Оно мое.
И ты моя.
Но я промолчал. Даже когда почувствовал, как Джессика кончила, содрогаясь прекрасными волнами, я подавил в себе эти слова.
Потому что она моя, но не навсегда.
Путешественник видит все. Турист видит лишь то, на что приехал посмотреть.
Дж. К. Честертон
~ Джессика ~
Я увидела Дуэйна в церкви.
По воскресеньям преподобный Сеймур читал две проповеди: «быструю» в восемь и «медленную» в десять.
Бетани Уинстон, пока была жива, ходила с сыновьями на «быструю» проповедь, которая длилась максимум час. Моя мама называла ее религиозным фастфудом и не уставала громко сетовать на таких вот ранних пташек, называя их католиками, мимикрирующими под баптистов.
Наша семья всегда приезжала к десяти утра. Вторая проповедь длилась от полутора до трех часов благодаря активному участию богомольных собравшихся. Буквально каждый из присутствующих высказывался – чтобы подтвердить незыблемость своей веры, попросить за него помолиться или предложить произнести особую молитву. Даже по окончании мессы прихожане не спешили расходиться – ели пончики, пили кофе, брались за руки и молились.
Поэтому в церкви мы с Дуэйном практически не пересекались – и не пересеклись бы и в тот раз, но папа неожиданно поднял меня ни свет ни заря ради щедрой порции религиозного фастфуда.
По-моему, ему не терпелось вычеркнуть утреннюю проповедь из списка дел, потому что в полдень «Ковбои» играли с «Патриотами». Подозрения подтвердились, когда я заметила в холодильнике всякие добавки к начос и шесть упаковок пива – папина версия загула.
Мы приехали за несколько минут до начала и сели сзади. Дуэйн и трое его братьев – Билли, Клетус и Бо – приехали вскоре после нас и прошли к одной из скамей в середине. Сначала я чуть не поперхнулась при виде четырех высоких красавцев, широкоплечих и стройных, одетых в воскресную униформу, состоящую из черных брюк и белых рубашек, и двигавшихся уверенно и даже несколько развязно.
Клянусь, устоять было невозможно – настоящая провокация, натиск, почти нападение!
В последний раз я видела столько Уинстонов сразу лет десять назад, на церковном пикнике: Роско, Бо и Дуэйн еще носили пластинки на зубах и были совсем козявками, правда, симпатичными. Но теперь они выросли, и любая здоровая молодая женщина не смогла бы сосредоточиться на проповеди, пока эти красавцы рядом.
Немного оправившись после волнующего появления красавцев Уинстонов, я подумала подать какой-нибудь знак Дуэйну, но поймала взгляд отца и притихла.
Я испытывала двойственные чувства по поводу нашего вчерашнего свидания. Все прошло чудесно – вплоть до того момента, когда я попыталась помочь Дуэйну сбросить напряжение, так сказать, подручным способом, а он вместо того, чтобы с энтузиазмом согласиться, мягко пресек мои поползновения. Он отвез меня домой, проговорив что-то насчет моего возвращения в приличное время, затем я получила поцелуй в щечку, и Дуэйн уехал, не условившись о новой встрече.
Началась служба, но я слушала рассеянно, почти не в силах сидеть в нескольких метрах от Дуэйна. Нелегко думать о душе, когда плоть заново переживает чувственное сафари вчерашнего вечера, прошлой недели – и позапрошлой тоже. С некоторой неловкостью я вспоминала, что вытворяла в городском клубе, как несколько раз практически пыталась прыгнуть на Дуэйна и как он учтиво меня отвергал.
Может, ему не по душе такая прыть?
Может, он хотел, чтобы все произошло постепенно?
А может, ему не понравилось мое страстное желание касаться его, обнимать, целовать?
Последняя теория даже мне самой показалась глупой. Дуэйну вроде бы все нравилось – доставлять мне удовольствие, смотреть, как я теряю контроль над собой. Может, он тоже боялся потерять голову?
Впрочем, и для меня такой накал страстей был в новинку, и я пыталась понять, почему так странно себя веду.
Да, мне нравилось раздавать и получать поцелуи, флиртовать и развлекаться. Однако с другими все, кроме поцелуев, казалось каким-то ненатуральным. Резко затормозить мне всегда удавалось без усилий, и я нарочно навязывала событиям свой темп, даже с тем лаборантом («шетландским пони»), с которым потеряла девственность. В колледже, если кто-то из студентов становился особо настойчивым и желал во что бы то ни стало «пройти все базы», я просто бросала его – уходить было так просто.
