— Мелехрим? — искренне удивилась Марта. — Нет! После того, как мы переспали, я почему-то вырубилась. Как будто не бокал выпила, а бутылку или две. Проснулась там же, в кабинете, без похмелья, но почему-то совершенно без сил, дверь оказалась заперта. Мне стало страшно, но Мелехрим пришёл почти сразу. Сказал, что упадок сил вызван тем, что в здешних подземельях странная энергетика. Затем провёл меня через подземелья и вывел в другой локали. Попрощался, сказал, что меня встретят, и ушёл.

— И как, встретили?

— Да. Оказалось, что я не единственный кандидат в спецпроект. Нас было десять человек, четыре девчонки и шесть парней. Половину я знала, остальных видела мельком в Школе. Все из верхней трети рейтинга, хорошие ребята.

— Что это было за место?

— Не знаю. Какой-то город.

— Срез или локаль?

— Откуда мне знать? Я тогда вообще об этом не думала, только о том, возьмут или нет, потому что другие корректоры сказали, что нас будут испытывать. Они не знали, как именно, или не хотели говорить. Там все друг на друга смотрели, как на конкурентов, потому что нам дали понять, что возьмут не всех, а лишь лучших. Оказывается, я прибыла последней, все только меня и ждали. Нас даже не покормили. Загнали в пустое помещение со стульями и вызывали по одному. Никто из вызванных назад не возвращался, и мы не знали: приняли их, не приняли, в чём состояло испытание? Все, кроме нас, были в плащах с капюшонами, мы не видели их лиц, к нам обращались только короткими фразами, приказывая, но не объясняя. Когда подошла моя очередь, я уже была на грани обморока от нервов.

Помещение похоже на развалины храма, пустое, пыльное, у стены стоит стол, за ним сидят двое в капюшонах. Лиц не видно. На столе резной металлический шар. Один протягивает к нему руку, чем-то щёлкает и говорит:

— Ты должна выйти на Изнанку. Сейчас. Здесь. Быстро!

Голос сердитый, мужской.

Я достаточно легко меняю метрику, знаю тех, кому на выход требуются минуты, но мне и секунды достаточно. В Школе была одна из лучших, и на выходах всегда без сбоев, что по скорости, что по точности. Раз — и вышла. А тут раз — и нет. Как ни стараюсь — ничего. Как будто нет никакой Изнанки, и я не корректор, и не учили меня ничему. Не отзывается Фрактал!

— Ну? — нетерпеливо говорит мужчина. — Это всё, что ты можешь? Старайся!

— Слабачка, я же говорила, — у второго балахона женский голос.

— Рейтинг неплохой, — возразил первый.

— Везучая слабачка.

— Если это так, то её везение закончилось.

Я, пытаясь выйти, делаю такое усилие, что чуть не рвусь пополам, в глазах темнеет, пол летит навстречу… Пришла в себя уже в камере. Дальше рассказывать?

— Нет, дальнейшее мне не интересно. Сочувствую. Но должна отметить, что быть везучей оказалось выгоднее, чем сильной. Ты всё-таки осталась жива. А вот остальные — не факт…

* * *

Оказалось, что Марта нашим корректорам знакома, по крайней мере некоторым. Джен кинулась к ней обниматься, потащила в дом, приговаривая, что теперь всё будет хорошо, потому что тут всем рулит та самая Аннушка.

Аннушка, услышав это, перекосилась, как от лимона, но ничего не сказала. У корректоров началась хлопотливая суета, девушке собирали одежду и бельё, выбирали комнату, вели купать и кормить, в общем, нашли себе занятие.

— Отстань, солдат, — сказала Аннушка устало, — не смотри на меня так. Я не хочу быть главной. Боюсь, что превращусь в такую же хитрую подлую жопу, как Мелехрим. Потому что появятся цели, потом великие цели, а потом не успеешь оглянуться, а ты уже чёртов сраный людоед, решающий, кому сдохнуть, чтобы другие жили. Не сомневаюсь, что Мелех сожалеет о вынужденных жертвах, но уверен, что дело того стоит. Он не злодей, просто… Я, хрен его знает, солдат, в общем, просто не хочу быть такой.

— Понимаю, — кивнул я. — На войне есть люди, которые постоянно в рабочем режиме решают, кому жить, кому умереть. Кто отойдёт в тыл на переформирование, а кто останется этот отход прикрывать, и там ляжет. Я такой же, как ты, мне не раз предлагали пойти поучиться и вернуться офицером, но я отказывался. Не хотел делать войну профессией, а главное — не хотел этих решений. Когда командуешь штурм-группой, то кто-то из ребят может сдохнуть от твоей ошибки. Но ты идёшь с ними и огребаешь с ними. А решать, «эти умрут, чтобы те жили». Нет, не моё. Не умею делегировать смерть. Лучше сам останусь. Но знаешь, что? Если кому-то надо будет принимать решения здесь, пусть это будешь ты, а не какой-нибудь Мелехрим.

— Ладно, — вздохнула Аннушка, — один чёрт желающих взвалить это на себя что-то не видно. Пойду, устрою им разнос, идиотам.

— За что на этот раз?

— Какого чёрта никто не рассказал мне про спецпроект?

Бывшие корректоры разводят руками и отводят глаза.

— Мы с Сеней в последнее время в Школе не появлялись, — отмазалась Ирина. — Мы с самого начала отдельно жили, помнишь? Официально ничего не было, а слухи, которые бродят по общежитию, это мимо нас.

— Да там всегда слухи, — подержал её синеглазый парнишка по имени Пернат, — страшилки по вечерам, легенды, мифы, прочий фольклор.

— Ага, — фыркнула Джен, — например, сказки про Ту Самую Аннушку! Если бы не Лиарна, я бы в тебя не поверила! Думала, что очередные байки.

— От неё нет вестей? — спросила Аннушка.

— Не-а. Тишина. Я пробовала искать — ничего. Смутное ощущение, что жива, и только. Пацан, вон, скучает…

Ошивающийся при ней синеглазый глухонемой мальчик закивал, понимает, видать, что-то. Выглядит он получше, чем раньше — волосы чистые, одежда нормальная. Кажется, видел его у кайлитов, может, Меланта взяла над ним шефство? Нашим синеглазкам кошку страшно доверить, не то, что ребёнка.

Выяснилось, что из мятежных корректоров о некоем «Спецпроекте» слышала только Джен, но и она не придала этому значения.

— Новички болтали, да, — пожала плечами белобрысая девица, — но мне не до того было. Лиарна пропала, я её искала, потом вытаскивала, а потом все завертелось