* * *

Спаивание народа посредством учреждений здравоохранения и культуры — это еще полбеды. Полная беда, когда вдобавок к этому — и массовое растление.

Женщину, как раньше при крымских набегах, насильно отрывают от мужа и детей и везут на поругание. А как не оторваться, когда льготную нулевку на месяц дают за 30, а то и за 10 % ее стоимости? Не говоря уже про стопроцентную халяву.

Женщина приезжает в свою женскую палату и, как кошка, начинает инстинктивно прихорашиваться, дабы произвести возможно менее отталкивающее впечатление на противоположный пол. Это у нее — в природе, как у кошки умывание лапой. После чего, как говорится, выходит «на люди» и видит воочию, что таких, как она — по меньшей мере трое, а то и четверо на одного кота.

Без единой задней мысли начинается нездоровое соревнование, чей успех среди мужчин будет наиболее потрясающим. Ну, совсем как у мужчин: кто больше выпил и кого сильнее вывернуло посте этого. Кто-то ограничивается танцами и флиртом, у кого-то завязывается серьезный курортный роман, иногда с далеко идущими последствиями на всю жизнь (читай чеховскую «Даму с собачкой»), а из меньшинства женщин, обретших в упомянутом соревновании более или менее постоянного партнера, подавляющее большинство, чтобы не потерять его, вынуждено после танцев отправляться вдвоем на прогулку по окрестностям. И тут все зависит от характера женщины, ее отношений с оставшимся дома мужем и от степени наглости ее партнера.

Если отношения дома хорошие, характер сильный, а партнер не особенно наглый, то можно все 24 дня проходить в разновидности жениха и невесты. А если дома — такой же хмырь, как и здесь, только там хамит в открытую, а здесь какое-то время притворяется холуем, причем не хватает силы воли вырваться, когда тебя тащат в кусты и опрокидывают куда не попадя — пиши пропало. Даже специальный глагол есть для обозначения подобной ситуации: скурвилась. И сколько миллионов женских жизней втоптано таким образом в грязь за время существования данных учреждений культуры и здравоохранения!

А ведь происшедшее по сути добровольно-принудительное изнасилование — это лишь половина надрутательства над женщиной. Вторая начинается, когда двуногий скот возвращается в палату и детально во всеуслышание описывает происшедшее в возможно более смешных тонах. Как эта б… пыталась изворачиваться, как у нее это не получилось, а у него — обхохочешься! Затем эта история излагается назавтра соседям по столу и сопляжникам.

Женщины, оставшиеся «за бортом» в помянутом соревновании, не отказывают себе в удовольствии довести до сведения своей более удачливой подружки мнение о ней ее секс-партнера. Какой же характер надо иметь, чтобы вечером на следующий день вновь придти на танцы, вновь отправиться на прогулку и вновь дать потащить себя в кусты!

Зная при этом, что русские мужчины, как и все азиатские, в отличие от европейских, понятия не имеют о противозачаточных средствах, будучи уверенными, что это — нечто вроде разновидности прокладок, т. е. чисто бабьи дела.

За 14 лет, с 1948 по 1961 год, я побывал почти в десятке домов отдыха и санаториев, в палатах от 4 до 12 человек. И ни разу не слышал, чтобы там говорили о чем-либо ином, кроме как о водке или о бабах. О водке — в смысле как доставали, сколько выпили и каковы были последствия. О бабах — как справили свою нужду, среднюю между большой и малой, и как это было смешно. Я думаю, что если бы женщинам мира транслировали по радио мужские дебаты в курортной палате перед отходом ко сну — все три с лишним миллиарда повесились бы от отчаяния и стыда за таких сожителей на этой планете.

* * *

…В Томилине, на ярмарке из нескольких десятков более шли менее симпатичных «курортных невест», я выбрал наименее подходящую даже для платонического романа. Собственно, и не выбирал, а просто оказался за одним столом с Леной А, которая внешностью выделялась на фоне даже самых красивых. При дальнейшем общении выяснилось, что ей вдобавок были присущи ум и обаяние (которое не обязательно совпадает с внешностью). И ровно на четыре роковых года старше, так что все сулило очередную Большую Любовь и за рамками дома отдыха.

У очередной Прекрасной Дамы выявился лишь один пустяковый недостаток. Она только что вышла замуж, очень любила своего мужа и пользовалась взаимностью. А в дом отдыха попала, как и я, на халяву, на почти месячное даровое пропитание, внеся таким образом существенный вклад в трудно складывавшийся семейный бюджет. Однако, в отличие от меня, попала на том месяце беременности, когда это еще незаметно по фигуре, но уже достаточно для желательности отсутствия мужа, не говоря уже о любовнике.

С Леной А. я не расставался все 24 дня. Она познакомила меня с мужем, регулярно навещавшим ее. Он оказался не менее симпатичным человеком, и мы периодически образовывали любовный, но, так сказать, вынужденно антисексуальный треугольник. Я, видимо, тоже нравился обоим супругам, и мне светили перспективы стать платоническим другом дома на долгие годы. Поэтому увлекавшая всех троих идиллия продолжилась в Москве, но у одного угла треугольника неумолимо надвигался девятый месяц беременности со всеми проистекающими отсюда последствиями, а другой угол осенью того же года настолько запутался в женщинах, что ему стало не до треугольников.

В том же духе прошли остальные 13 лет.

Помню дом отдыха «Геленджик» в начале 50-х, где я стал предметом внимания разом двух женщин. Одну из них судьба даже подбросила третьей койкой в наш супружеский номер, но именно по этой причине ни о каком романе речи быть не могло изначально. Другая, видя такую разновидность принудительного советского гарема, вынуждена была ограничиться периодическим флиртом на расстоянии.

Помню дом отдыха «Воробьево» под Москвой в середине 50-х, которым меня наградили за успешную защиту кандидатской диссертации. Здесь жена отсутствовала, зато присутствовали единственный раз в моей жизни целые тучи оводов, которые заставляли все время спасаться от них толпой то в клубе, то в столовой. Там тоже нашлась симпатичная и умная подруга жизни, с которой мы спасались вместе — но не более того.

Помню дом отдыха «Алушта» во 2-й половине 50-х. Там на меня обратила внимание красавица-киевлянка, с которой мы танцевали весь вечер, затем пошли гулять по набережной, я, как умел, обвораживал ее, а она, глядя на меня все более влюбленными очами, восторженно восклицала: «Боже ж мой, мне ж не поверят в Киеве, что я была с самым настоящим кандидатом