Шрифт:
Закладка:
Вторые и третьи получали минимальную — по сути, символическую — зарплату, прожить на которую без подсобного хозяйства все равно было невозможно.
* * *
Все это к тому, что дальше речь пойдет о том заведомом меньшинстве населения (примерно от четверти до трети), которое жило за счет большинства. Ну, как сегодня Москва жирует за счет всей России (точнее за счет ее нефти, газа и других природных богатств), а США — за счет всего мира. Это меньшинство не нуждалось в подсобном хозяйстве, потому что могло в обмен на бумажки, именуемые рублями, прокормить себя, снабдить всем необходимым.
В свою очередь, эти люди располагались по предельно приземистой пирамиде, с острой (очень малочисленной) верхушкой и широким основанием, где по убывающим доходам обреталось подавляющее большинство — до 90, если не до 99 % живших на зарплату.
На самом верху пирамиды восседал вождь (дуче, фюрер, великий кормчий и т. д. на всех языках мира).
Теоретически он числился генсеком ЦК партии — хотя в последние годы не любил, когда его так называли — и должен был получать соответствующую зарплату (не очень высокую, потому что еще существовали чисто идеологические пережитки «партмаксимума», согласно которому любой служащий не мог получать больше квалифицированного рабочего). Из которой, как все, обязан был платить партийные, профсоюзные и многие другие взносы. Из которой должны были вычитаться налоги. Он, как все, в добровольно-принудительном порядке должен был отдавать в совокупности за год одну месячную зарплату на госзаймы, платить в Осоавиахим, Красный крест и т. д. — все это уменьшало номинальную зарплату примерно на четверть.
Возможно, какой-то холуй ежемесячно входил к вождю в кабинет и подавал по меньшей мере одну, партийную ведомость, где вождь обязан был расписаться, потому что страницы партбилета, профбилета и т. д. были разграфлены по годам и месяцам, в каждой графе указывалась сумма дохода и взноса, с подписью секретаря местной организации, подкрепленной штампом.
Это, если вождю такая процедура могла доставить удовольствие («как простой советский человек!»). Скорее всего, соответствующие билеты (наверное, всюду стоял № 1 или № 2, после Ленина) оформлялись автоматически кем-то из обслуги, потому что вождь на самом деле вовсе не «простой человек», даже вообще не человек, а сверхчеловек, надчеловек. И все человеческое — тем более, такие пустяки, как ежемесячные взносы, — ему должно было чуждо просто по определению. Хотя на практике — смотря что понимать под «человеческим». Зависть, например, злобность, мстительность и т. и.
Возможно также, что какая-то пачка купюр лежала у него в столе, а несколько купюр — в кармане. И он мог, скажем, протянуть сторублевку сыну Василию, дочери Светлане или кому-то из обслуги. Но невозможно представить себе ситуацию, в которой ему за что-нибудь с кем-нибудь приходилось бы расплачиваться. Стол у него был накрыт круглосуточно, как у грузинского князя XIX века, согласно его пожеланиям — в том числе для любого количества ожидаемых гостей.
Одевало его спецучреждение, равнозначное кухне. Точно так же обстояло дело с медициной и прочим обслуживанием. Транспорт у него, мягко говоря, был бесплатный, потому что машины подавались к дверям не со счетчиком. Мало того, для него одного прокладывались многокилометровые линии тайного метро.
В Большой театр ему не надо было стоять в очереди за билетами, а в другие, насколько известно, он не заглядывал. Кинофильмы ему доставляли персонально в спецзал. Практически он мог позволить себе на халяву ВСЕ. Но позволял, насколько известно, лишь типичное для тифлисского духанщика преклонных лет.
Хорошо известно, что Сталин в эти годы был сравнительно равнодушен к женщинам, и если с ним временами случался такой каприз — под него ложилась беспрекословно любая пришедшая ему в голову особа противоположного пола. Если бы он обладал темпераментом некоторых членов Политбюро — к его услугам было неограниченное количество любых женщин (намного больше, чем какие-то жалкие 3000 наложниц великого князя Владимира). От последней секретарши или буфетчицы до первейшей красавицы-артистки, не говоря уже о таких пустяках, как кордебалет или команда девушек-спортсменок. Если бы обладал темпераментом Берии, мог бы разъезжать по Москве, затаскивать в машину любых приглянувшихся женщин, девушек, девочек, причем далеко не всякая Окуневская дала бы ему за это пощечину. СССР — это тебе не фантастическая Франция времен Фанфана-Тюльпана, где девушка могла дать пощечину королю, не получив за это 25 лет лагерей. Короче, Сталин, как царь Соломон (тут разница — только в разном качестве разума) мог бы бесплатно завести 800 жен и девиц без числа. Только, судя по имеющимся свидетельствам, ему это было не нужно.
* * *
Все то же самое, только по стремительно сужающимся масштабам, было доступно всей так называемой партгосноменклатуре — от членов ЦК, наркомов, а потом министров, генералов и директоров, разных областных-районных секретарей-председателей и их замов до самого последнего коменданта Гулага, которому тоже полагался спецпаек, даровой транспорт и прочие радости жизни, вплоть до даровой наложницы в виде буфетчицы или секретарши. Ну, совершенно как в начале XXI века у кавказского владельца ларька на московском рынке с его гаремом в лице украинской одалиски-продавщицы.
Вся остальная «зарплатная» публика делилась, как и всюду в мире, на высший, средний и низший слой, по-разному выглядевшие при карточной системе и после нее.
В военные и первые послевоенные годы популярен был анекдот, согласно которому население СССР составляли «торгсеньоры, блатмайоры, литер-аки, литер-бяки и кое-каки».
«Торгсеньоры» — это так называемые «снабженцы», т. е. лица, причастные к распределению разных благ. Например, директор магазина, базы, столовой и т. д. А также их замы и помы — до последнего сторожа или продавца, если тот сумел присосаться к кормушке. Формально они ни к какой номенклатуре не принадлежали, но фактически жили пошикарнее Сталина — до квартир, дач и наложниц включительно.
Кому хочется посмотреть на типичного такого экземпляра, так сказать, живьем — может купить видеокассету с фильмом «Близнецы» как раз тех времен и полюбоваться там на блистательного Жарова в соответствующей роли, причем полностью в рамках соцреализма.
Понятно, эта публика, как и сегодня, смыкалась с верхами уголовного мира. И понять, где кончается «снабженец» и начинается уголовник, было практически невозможно.
Впрочем, это не в 40-х годах началось и не этими годами кончилось. Еще
