class="a">[362]. Этот мир воистину поле битвы. Оказавшись в его центре, мы не можем не почувствовать жар столкновения. Известный своими ораторскими и риторскими способностями, Мор точно знает, как далеко ему следует заходить. Он, безусловно, хочет напугать, но не отпугнуть читателя, ведь текст должен предлагать «утешение». Со временем он возвращается к видению Бога как оплота, нашего надежного защитника от нападок дьявола.

Мы — ранимые существа, постоянно подверженные искушениям и греху. Но не все потеряно. Нам нужно сохранять нашу веру: когда нам будет казаться, что мы больше не сможем вынести этого накала, Бог явится, чтобы остудить нас:

Бог дарует каждому верному, надеющемуся на Него, тень Своих святых рамен, широких и больших, достаточных, чтобы остудить и освежить человека в этом пекле. В каждой скорби Он грудью Своей встает на защиту. И тогда какое оружие дьявола может причинить нам смертельную рану, когда такой непроницаемый щит плеча Божьего заслоняет нас?[363]

Мор явно работает над своим мученичеством.

Бог-тюремщик

Представляемая Мором в «Диалоге утешения» перспектива зачастую носит эсхатологический характер, но не всегда. Иногда Мор-эсхатолог уступает место Мору-философу с внезапным изменением тона и стиля, даже структуры работы, привнося новые порции иронии и игривости, которыми прославился Мор. Один такой момент возникает в третьей части, где он вводит понятие «мир как тюрьма». Но не опыт Тауэра вдохновил его на подобное сравнение, поскольку эта идея появляется в работах Мора достаточно рано. Прошло более 10 лет с момента, когда, работая над «Четырьмя последними вещами», Мор обыгрывал ее: «Мы совершенно уверены в том, что старые и молодые, мужчины и женщины, богатые и бедные, принцы и нищие, все время, пока живем в этом мире, мы всего лишь пленники и наверняка находимся в тюрьме, из которой никто не может выбраться»[364]. А еще раньше изображаемый им в «Утопии» (1516) мир безошибочно напоминал читателю исправительную колонию. Все в «Утопии» напоминает образ огромной тюрьмы: начиная от обстановки и планировки идеального города и заканчивая жестко регламентированной жизнью его граждан, униформой, которую они должны носить, и разрешениями, которые они должны иметь при себе во время поездок. Плюс полное отсутствие конфиденциальности и присутствие вездесущего наблюдения, а также минимальные контакты с внешним миром и наказание за любые попытки бегства. Более того, данная идея не обязательно принадлежит самому Мору. Она присутствовала в истории западной философии по крайней мере со времен Платона. В философских картинах Платона главную роль играет метафора в виде собственно тюрьмы, пещеры или гробницы. Для Платона и его последователей наша жизнь на земле не более чем тюремное заключение, как и для гностиков. Даже в De Consolatione в определенный момент Боэций говорит о «земной темнице» души[365]. Однако в «Диалоге утешения» Мор доводит это понятие до крайности. В результате он перерабатывает старую метафору. Создается ощущение, что это уже не риторический троп, а четко сформулированное, хотя и мрачное философское ви́дение собственно состояния человека.

Рассмотрение этой темы, похоже, оказало освобождающее влияние на Мора: не раз чувствуется, что он уже не испуганный пленник, а философ за работой. Как у любого прилежного, творческого философа, первой реакцией Мора на то, что он видит вокруг себя, становится смелый акт переосмысления: этот мир не тот, каким кажется. Вторым его шагом становится миротворение: давайте сделаем его тюрьмой. И он все выстраивает исходя из этой перспективы. В дополнение к предыдущим вариантам Мор привносит в тему новые компоненты: Бог как Главный Тюремщик, который следит за тем, чтобы все было в порядке, на месте, и чтобы порядок всегда соблюдался[366]. В «Диалоге утешения» Бог предстает в нескольких ипостасях: как врач, как любящий отец и даже в какой-то момент как заботливая мама-квочка. Но данное воплощение [в образе тюремщика] является наиболее ярким. Читая эти страницы, нельзя не услышать отголоски плохо скрываемого сардонического смеха автора «Утопии». Здесь он снова проявляет себя как один из величайших насмешников своего времени. Сейчас он кажется настолько «утешенным», что допускает случайные проявления поэтической справедливости, например сажает Генриха VIII в тюрьму. Даже «величайший царь на земле», говорит он, не может быть помилован и вынужден «по повелению Божьему» отбывать наказание в мировой тюрьме, «из которой ни один человек не может выбраться»[367].

Во времена Мора тюрьма сама по себе редко применялась как форма наказания[368]. Она была прежде всего местом, где люди содержались в течение короткого или длительного времени перед судом или в ожидании наказания, которым обычно была смерть, даже за мелкие преступления. Нам следует помнить об этом, когда мы рассматриваем идею Мора «мир как тюрьма». Что именно он имеет в виду? Из-за нашего первородного греха с самого момента нашего рождения мы автоматически обречены на смерть. Бог выносит приговор (видимо, у Бога Мора тройные обязанности: судья, тюремщик и палач): как только люди «попадают в этот мир из чрева матери», Бог «осуждает их на смерть своим собственным приговором и судом за первородный грех, который они приносят с собой, поскольку заключен он в порочном наследии нашего праотца Адама». Для современного восприятия такой взгляд на состояние человека кажется жестоким, если не просто садистским, но в теологическом и философском воображении, которое определяло мир Мора, в этом не было ничего необычного.

Однако, помимо языка первородного греха и проклятия, в этом тексте есть важное, вечное, глубокомысленное замечание: мы рождены, чтобы умереть. Сегодня мы говорим, что «все люди смертны», и это не кажется нам особенно жестоким. Это еще один способ заявить вместе с Мором, что человек с момента своего «первого пришествия в мир» обретает смерть, которая «стоит в стороне, наблюдает за ним, притаившись в постоянном ожидании»[369]. Независимо от того, как вы к этому относитесь, но быть человеком — значит рано или поздно подвергнуться смертному приговору.

«Хорошо, — скажете вы, — но зачем нам тюремщик? Разве недостаточно самой тюрьмы, не говоря уже о смертном приговоре?» Мор бы ответил, что тюремщик здесь просто, чтобы помочь. Он может содействовать нам, дать нам утешение на пути жизни и сделать наше ожидание более терпимым. Бог является «ответственным», а для Мора нет ничего более ужасного, чем мир, в котором никто не несет ответственности. Он делает предположение, что в этом жалком месте, где мы ни на что не можем полагаться и никому не можем доверять, именно Главный Тюремщик является тем, к которому мы всегда можем прийти. Ибо Бог, «главный тюремщик, как я уже сказал,