"Теперь ты рад, что не отказался?"

В ответ он лишь измучено рычит.

В конце концов, я задерживаю наш номер, снова прижимаясь спиной к груди Оскара. Мы никак не можем избавиться от следов крема для загара на наших телах, но еще немного, и мы будем играть совсем в другую игру.

"Далее мне нужен мужчина без эрекции", — говорит Генри, и комната разражается хохотом, поскольку никто из мужчин не держит свой номер.

Оскар опирается локтем на подлокотник своего кресла и утыкается лбом в руку.

"Помощь уже в пути, дорогая!"

Дэниел перепрыгивает через барьер и несется к нам, цитируя культовую фразу миссис Даутфайр. Он представляется Генри, похлопывая себя по промежности, как бы доказывая это, что приносит нам высшие баллы.

"Что ты со мной делаешь?"

Оскар бормочет достаточно громко, чтобы я услышала.

Я ухмыляюсь ему. "Я еще ничего не сделала".

Он сжимает зубы, пытаясь сохранить самообладание.

Оскар

Наша таким трудом заработанная — плохое слово — медаль за третье место висит у нее на шее. Она стащила мою рубашку, застегнув лишь одну или две пуговицы посередине, и снова надела свои узкие брюки. По тому, как она выхватила у меня рубашку, когда я попытался ее надеть, я понял, что это не для того, чтобы она могла прикрыться, а скорее, чтобы оставить меня не с чем.

Весь вечер я не отходил от нее ни на шаг. Отчасти потому, что стоило мне отвернуться, как ее окружала толпа мужчин, делая ей всевозможные предложения на вечер, и стало ясно, что ей нужен телохранитель. Но в основном потому, что я не хочу быть нигде больше.

Я не могу не заметить, что Том не последовал за нами, когда мы все перешли в бар, и думаю, не потому ли Элиза сейчас более расслаблена, чем в последние несколько дней. Когда пыль уляжется, я снова заведу с ней разговор, а пока я хочу, чтобы она наслаждалась этим вечером.

Она пьет ледяную воду, которую я ей принес, и смотрит на меня своими ярко-голубыми глазами. Здесь целая комната людей, желающих привлечь ее внимание, но каким-то образом это удалось мне, а не им. Она встает на цыпочки, чтобы заговорить со мной, и я наклоняюсь ближе к ней.

"Я хочу кое-что узнать".

Она говорит так, чтобы ее было слышно поверх музыки, но в ее тоне звучит озорство.

Я кладу руки ей на талию и оттаскиваю ее от динамика прямо над нами, чтобы мы могли поговорить. Затем я ослабляю хватку, но обнаруживаю, что не могу отпустить ее полностью.

"Какая твоя любимая поза в сексе?"

"Ты обвиняешь меня во лжи, Чепмен?"

Она кивает.

"Потому что я тебя задела."

"Да, задела, не так ли?" — Я хочу попробовать её усмешку на вкус, но нужно помнить, почему я не должен этого делать. — "Это… в топе трёх."

Она вскидывает бровь с ликующим любопытством и проводит кончиками пальцев по моему голому животу, ожидая продолжения моего ответа, больше не выглядя как моя новая нервная стажерка. Не знаю, как она еще не догадалась, но рядом с ней я как паук, гораздо больше нервничающий из-за ее власти надо мной, чем она — из-за моей.

Я подыгрываю ей, засовывая руки в свободную рубашку, чтобы можно было погладить ее нежную кожу, и наклоняюсь к ее уху.

"В той же позе… но ты подо мной".

"Я?"

Она притворяется, что поймала меня на слове и это не та игра, в которую она хочет играть.

Я не поправляю себя; вместо этого я твердо выстаиваю ее вызывающий взгляд, пока ее стойкость не дает трещину.

"Почему именно эта?"

Я не могу не вздохнуть от удовольствия. Как будто ощущение невероятности не является достаточно хорошим ответом.

"Потому что, Чепмен, если я собираюсь вступить с тобой в интимную связь, я хочу быть уверен, что смогу увидеть, как ты наслаждаешься этим".

Я сжимаю ее талию и пристально смотрю на нее.

Я не должен этого делать. Я цепляюсь кончиками пальцев за край утеса "просто флирта" и не знаю, как вернуться оттуда, да и хочу ли я вообще возвращаться.

"А другая?"

Хрупкость в ее голосе заставляет меня рискнуть ответить.

"Помнишь, как ты получила любовный укус?"

Скала начинает рушиться надо мной, когда ее глаза расширяются от понимания того, что я хочу прикоснуться губами не к ее бедру. Ее грудь начинает подниматься и опускаться быстрее.

"Но это же не… секс поза", — заикаясь, слабо возражает она, пытаясь выудить из меня еще что-то.

"Думаю, многие лесбиянки с этим не согласятся. Лучший совет, который я когда-либо получал от своих друзей-лесбиянок дома: "Занимайтесь любовью, как лесбиянки, без секс-игрушек".

Господи, что бы я отдал, чтобы увидеть, как Элиза теряет контроль на моём языке.

"Скажи: “Прошу прощение, лесбиянки”".

"Прошу прощение, лесбиянки", — повторяет она.

"Хорошая девочка".

Да, так и есть. Ее глаза полны блаженства, как будто она парит на облаке, а я — ветер, поддерживающий ее.

"Боже, неужели уже пора? Мне действительно пора в постель".

О, это что, игра, в которую мы сейчас играем? Она не смотрит в мою сторону, а если бы и смотрела, то здесь нет часов, и ни у кого из нас нет их с собой. Я лезу в задний карман, чтобы достать ключ от ее комнаты, который я бережно хранил, и протягиваю его ей, чтобы она взяла.

Я не могу вернуться в ее комнату. Она способна справиться с этим напряжением сама. Я знаю, что так и будет, как только мы разойдемся.

Она опускает взгляд на ключ-карту, проводит языком по пухлым губам, а затем снова поднимает на меня глаза, и уголок ее рта озаряет улыбка. Она игнорирует его и уходит от меня, и теперь это я на облаке, подхваченный ее сладким бризом, следую за ней из бара по коридору.

Я только провожу ее обратно. Я не пойду внутрь. Я буду сопротивляться, чего бы мне это ни стоило. Мы уже много раз проделывали этот путь. Сегодняшний вечер ничем не отличается.

Никто из нас не смотрит, куда идет. Мои глаза прикованы к ее, и она, похоже, борется с тем же недугом, пока мы не сворачиваем за угол. Тогда она замирает на месте, дыхание перехватывает в горле, и я тоже смотрю вперед, следуя за ее взглядом.

Черт. Это была ошибка.

Том, который явно уже давно сидит