Я не был удовлетворен рассказом старика, – мне хотелось узнать судьбу его младшего сына, и я возлагал надежды на завтра.

Впечатления пережитого и перечувствованного не давали мне забыться сном; все же перед рассветом я немного заснул.

Тихий голос Тун-Ли разбудил меня. Было еще темно но на востоке уже светлело небо и меркли звезды. Заботливый старик приготовил чай, и, наскоро закусив, мы отправились на соседнюю сопку, захватив только винтовки и патроны.

Тун-Ли легко шел впереди по тропинке, мы вслед за ним.

Перейдя в брод быструю горную речку, мы поднялись на перевал хребта, где остановились на большой ровной поляне, окруженной со всех сторон дубовым лесом.

День наступал быстро. Разгоралась заря.

Чистый свежий воздух был удивительно прозрачен, далекие силуэты гор синели на бледно-розовом фоне утреннего неба.

Было тихо-тихо. Замерли в торжественном спокойствии величавые пики гор, смолкли угрюмые леса, как бы в благоговении, ожидая появления лучезарного светила.

– Вы станьте здесь у большого камня, – сказал Тун-Ли, обращаясь к нам: – а я пойду вправо и буду реветь в трубу. Звери должны выйти на поляну.

Затем старый охотник скрылся под сводами леса.

Мы разместились поудобнее за камнем и ждали появления изюбров. Солнце еще не взошло, но далекие вершины темно-синего Цай-лина озарились уже первыми его золотыми лучами. В глубоких лощинах и падях царил еще мрак.

По ясному бледно-голубому небу неслись белые с розовыми окраинами облачка, оторванные от горных вершин утренним ветерком.

Неожиданно эту торжественную тишину утра нарушили звуки грозного рева самца изюбра, это трубил Тун-Ли невдалеке от нас. Не успели еще умереть эти звуки, как на окраине поляны заревел изюбрь. Голос его прозвучал резко в чистом морозном воздухе: горное эхо повторило этот звук и замерло вдалеке. Вначале глухой и низкий голос зверя все повышался и оборвался тонкими нотами.

Изюбрь был близко, рев его все усиливался. Тун-Ли давно уже перестал трубить, но раздраженный зверь, предполагая противника, вызывал его на бой.

Прошло минут десять томительного ожидания. Наконец на темном фоне леса ясно обрисовалась величественная фигура красавца – изюбра. Он шел медленно, гордо подняв свою прекрасную голову, украшенную большими ветвистыми рогами. Он остановился… Тонкие ноздри его раздувались, он втягивал воздух в свою могучую грудь, стараясь найти соперника. Великолепная картина, достойная кисти художника!

– Стреляйте! – услышал я возле себя дрожащий голос моего товарища: вот левее идут самки, их шесть штук! Стреляйте, или буду стрелять!

Расстояние до зверей было шагов двести; цель видна превосходно; но я не решался стрелять в это царственное животное, обладающее таким благородством и красотой! Страсть охотника уступила чувству сострадания. Я опустил винтовку… В это время прогремел выстрел, и смертельно раненый изюбр сделал последний гигантский прыжок и рухнул на землю.

Когда мы подбежали к нему, задние ноги его еще вздрагивали, но вскоре жизнь оставила это, недавно мощное, тело.

Перед нами лежал без движения мертвый, но все еще прекрасный гигант-изюбрь, сраженный безжалостной рукой жесткого человека.

Мудрые глубокие глаза его вопросительно смотрели на безучастное холодное небо и, казалось, спрашивали: за что? за что?

Солнце поднялось уже над далекими горами Кентей-Алина, бросая на нас свои косые, ослепительно-яркие лучи.

– Что же до сих пор не приходит сюда Тун-Ли? – спросил я своего товарища:-не случилось ли с ним чего-нибудь! Неужели его не интересует результат охоты? Не может быть. Это надо разузнать!

– Должно-быть, ушел в свою фанзу за веревками для переноски зверя! – ответил он, зорко всматриваясь в чащу леса, где стоял Тун-Ли.

Мне сразу показалось подозрительным отсутствие старика, но все же я предполагал найти его в фанзе. Но там его не было. Мы обыскали все вокруг; звали его, стреляли в воздух из винтовок, но все напрасно. Старик исчез. Исследуя фанзу, мы убедились, что Тун-Ли взял с собой свою любимую винтовку-винчестер, необходимую одежду и ушел, – но куда и зачем?

Сомнений не могло быть: таинственный зверолов Тун-Ли ушел может-быть, навсегда, из этих мест.

На острове

I

Рокочет и злится сердитое море. Бурные волны одна за другой набегают на крутой скалистый берег, вздымаются кверху, пенятся и клокочут, разбиваясь о несокрушимую твердыню гранитных и базальтовых утесов маленького острова, затерянного в безбрежной пустыне Великого Океана.

Наверху, на скалистых кряжах гор, вершины которых скрываются в облаках, темнеют дремучие лиственные леса. Их отдаленный шум доносится сюда и сливается с неумолкаемой песнью вечного прибоя.

Порывистый южный ветер гнал по небу темные тучки.

Крачки и чайки жалобно кричали и носились над морем, покрытым белыми барашками.

Какая-то большая птица мелькнула черной тенью из-за высокого утеса и опустилась в бегущие волны. Вот она взмахнула своими могучими крыльями и взвилась кверху, держа в сильных лапах своих бившуюся и извивавшуюся крупную рыбу. Это орлан, гроза всего животного царства Японского и Охотского морей.

Ветер усиливался и срывал могучими порывами, вспененные гребни валов, обдавая пеной и брызгами нависшие над пучиной, изъеденные морем, скалы.

Гроза приближалась. Дождь крупными каплями косо рассекал воздух. Молния сверкала все чаще и чаще и раскаты грома становились громче.

Быстро темнело. В избушке, прилепившейся к береговому утесу, как гнездо ласточки, засветился огонь и вскоре снова исчез. Скрипнула низкая дверь и на карниз отвесного берега вышел человек. На нем был темный дождевик с капюшоном и из за плеча виднелся ствол короткой винтовки.

Открыв потайной фонарь, незнакомец приблизил свое лицо к свету, при чем ясно обрисовался суровый профиль, бритый выдающийся подбородок и темные небольшие свисающие усы.

Поправив фитиль в лампочке он захлопнул дверцу и быстро зашагал по узкой тропе, извивавшейся вдоль берега острова, между скал и камней.

Фамилия незнакомца была Зозуля, имя Афанасий. Служил он здесь на острове главным сторожем богатого питомника пятнистых оленей, принадлежащего, известному в крае землевладельцу.

Малоросс по происхождению, угрюмый, необщительный, суровый и неподкупный, он был грозой для отважных и закаленных таежников, решающихся переправиться с материка на отдаленный остров, чтобы добыть на нем драгоценные панты, водящегося здесь во множестве оленя.

Необходимы исключительная отвага, железная сила воли и безумная решимость, чтобы пойти на такое рискованное предприятие.

Небольшой остров охранялся пятью сторожами. У каждого был свой участок берега. В случае появления браконьеров в лодке, или на баркасе, сторож подпускал их на близкое расстояние и открывал огонь, без промаха посылая пули в приближающихся врагов. На выстрелы обыкновенно спешили соседи сторожа и общими силами отражали нападение. Почти всегда им удавалось во время заметить врага и отразить удар, но картина менялась, если