Шрифт:
Закладка:
С удовольствием вспоминал я время, проведенное в далекой звероловной избушке у русских «трапперов», этих пионеров дикой первобытной тайги Маньчжурии.
Наступил 1904 год, чреватый событиями.
Грянула война.
Маньчжурия, в особенности к югу от Харбина, совершенно преобразилась, проснулась, стряхнула свой тысячелетний сон и зорко наблюдала за смертельной борьбой двух колоссальных армий. Тюрен-чен, Вафагоу, Ляоян, Порт-Артур, Цусима, Шахэ и Мукден промелькнули, как кошмарные видения перед изумленными взорами всего мира.
Война приближалась к концу.
Доведенная до истощения, армия победителя бездействовала, не смея вступить в бой с побежденными северными богатырями, грозно застывшими в ожидании последнего рокового сражения. Так боязливо отступает назад рьяный охотник перед раненым львом, когда тот, гневно сверкая глазами и раскрыв свою страшную пасть, поднимет для смертельного удара могучую грозную лапу.
Свежие войска прибывали в Харбин.
На вокзале народу было много. В зале первого класса, как говорится, яблоку негде было упасть. Офицеры и военные чиновники всевозможных частей толпились у буфета, сидели у столиков и стояли, за неимением места, где сесть.
Я ходил от скуки по перрону, в ожидании почтового поезда на восток.
Звонки были поданы. Поезд вышел с предыдущей станции.
– Здравствуйте дорогой! Вот не ожидал вас здесь встретить услышал я громкий голос возле себя.
Я обернулся. Передо мной стоял кавалерийский офицер в пальто и енотовой папахе. Он был среднего роста, бритый; большие белокурые усы торчали в стороны; голубые выпуклые глаза вопросительно и задорно смотрели на меня.
Что-то знакомое показалось мне в этом взоре, где-то я видел раньше эти большие выразительные глаза. И вспомнил я глухую, дремучую тайгу, убогую избушку на крутом берегу горной речки, медвежью охоту и двух промышленников, с которыми познакомился тогда два года тому назад.
– Неужели вы Веселовский? Александр Иванович? – воскликнул пораженный неожиданной встречей. – Какими судьбами вас сюда занесло?
Мы с чувством расцеловались.
– Ну, рассказывайте, как и что! – продолжал я – в вас такая резкая перемена и для меня непонятная и неожиданная!
В это время к дебаркадеру подходил с запада поезд, громыхая и шипя тормозами Вестгауза.
– Знаете что! – заметил я – едем сейчас со мной на восток! Вы свободны? По дороге наговоримся.
– Нет, простите, не могу; здесь я в командировке и завтра должен отправляться к месту службы, на юг, – проговорил он и сейчас же прибавил – а вот, если хотите, я посижу с вами в вагоне до отхода поезда; времени у нас будет изрядно, около двух часов, кажется?
Пришлось согласиться и на это. Протолкавшись сквозь толпу всевозможного люда, наполнявшего перрон станции, мы вошли в вагон, битком уже набитый. Кое-как раздобыли себе два боковых места и заняли их.
– Ну, рассказывайте, дорогой Александр Иванович, времени терять нечего. Я слушаю! – проговорил я, складывая свои дорожные вещи на верхнюю полку.
На правой руке Веселовского блестело обручальное кольцо; я ему указал на это.
– Да, да, батенька, женился. Вот уже скоро будет год. Я говорил вам еще тогда, что имею склонность к семейной жизни…Вот, видите ли, с чего же начать? Да вы тогда ушли от нас, еще Илья лежал, раненный медведем. Бедный! Ему, видно, уже суждено было сложить свою голову в тайге Маньчжурии. От ран, нанесенных медведем, он поправился, только окривел на один глаз. Я уж его возил к врачу на станцию Ханьдаохэцзы, но ничего не помогло: глаз вытек. Хорошо еще, что левый, так что он мог стрелять. Характер только у него изменился: он стал злобен на зверя и лют с ним, что его и погубило в конце концов. В марте месяце следующего, то есть 1904 года у нас появились тигры. Мы с ним одного взяли, а другого сильно ранили и пошли по кровавому следу: не доходя до него шагов двести, я пошел наперерез, а Илья – по следу. Хитрый зверь заметил нашу уловку и сделал засаду, бросившись на меня из за камня. Я не успел не только выстрелить, но и ружья поднять, как был сбит на землю и считал себя уже погибшим.
Вы понимаете, ведь сопротивление этому зверю бессмысленно. Я только лежал ничком и старался рукавами своей куртки закрыть голову, чтобы чудовище своими когтями не сорвало мне череп. Долго ли продолжалось это, не знаю, но вдруг я чувствую, как зверь оставляет меня и с ревом бросается в сторону.
Оказалось, что Илья, увидя меня лежащим под тигром и боясь стрелять, чтобы случайно не убить меня, подошел к разъяренному зверю с целью всадить ему под лопатку свой длинный нож; но тигр не такой зверь, чтобы позволить сделать это безнаказанно. Он оставил меня и подмял под себя Илью. Но, как вы знаете, силенка у него была изрядная, и он успел распороть тигру брюхо, но сам был так изранен и поломан, что через день скончался. Я отделался легко, только глубокими царапинами на затылке, спине и руках; у Барабаша были сломаны обе руки, распорота грудная клетка и изодрано все лицо, причем он лишился и второго глаза. Кое как я довез его в зимовье, перевязал, как умел, но спасти не мог – он умер к вечеру следующего дня. Умирал он в полной памяти. Деньги свои, – у него было около четыpex тысяч, он просил отослать жене своей в Черниговку. Хорошая душа была у этого могучего человека! И теперь, как вспомню, от слез не могу удержаться…Чтобы скрыть свое состояние, он начал громко сморкаться.
Я отвернулся и смотрел в окно. Жаль было этого цельного, редких качеств человека.
Успокоившийся Веселовский продолжал:
– Умирая, он благословил меня своим тельным образком и умолял похоронить на высокой скале, около нашего зимовья, откуда открывается чудный вид на окрестные горы и леса. Я закопал его там и поставил над ним большой дубовый крест. Могила его видна издалека: над нею качают свои кудрявые ветви могучие старые кедры, а внизу темная дремучая тайга поет свою дикую заунывную песню. Когда не стало моего друга, я не мог оставаться один в лесу: тоска глодала мое сердце, и я ушел. Как раз тогда разгоралось пламя войны; я поступил охотником в казачий полк. Теперь, видите, дослужился до офицерского чина. Женился в конце прошлого года на сестре милосердия; познакомился с нею в госпитале в Харбине, где лежал раненый…Вот вам и вся моя несложная история… Ну, а как вы поживаете? – спросил он меня, чтобы переменить разговор.
– У
