склонить гордых людоедов к труду. Прокравшись к помещению, в котором содержались новые слуги, я постучал по стене рядом с решетчатой дверью. Из темноты ко мне сделал шаг самый высокий и мощный из кеметцев. Он не носил одежды, и его тело блестело от пота и казалось ненастоящим, сшитым из буйволиной кожи и натертой до блеска маслом.

– Благосклонности духов, – поздоровался я, но традиционное приветствие не сработало.

Гигант присел на корточки, обхватил прут решетки и выдохнул мне в лицо несколько отрывистых звуков. Речь – если это была она – показалась мне нелепой и угрожающей одновременно. Я попытался снова.

– Не. Знать. Ты, – раздался голос из-за спины гиганта.

Второй каннибал приложил руку к груди.

– Враг, – сказал он. – Съесть.

И добавил несколько звуков странного языка каннибалов. Судя по всему, он отпустил шутку. Великан, сидевший передо мной, ощерился. Толстый язык ощупал острия треугольных зубов. А я не нашел ничего умнее, чем прошептать:

– Кого съесть? Меня?

Людоед разразился сиплым хохотом, а я бросился наутек. Следующую неделю я с колоссальным удовольствием исполнял наказ отца не подходить к каннибалам.

На родителей работали и белые. В полях за неграми присматривали четверо наемных ружей из Вольных Земель. Это были прожженные пройдохи, любившие лишь деньги и пользовавшиеся любым шансом применить силу к слабым. Слуги ненавидели их. Как-то раз одна девушка, занимавшаяся обработкой собранного тростника, взяла с меня обещание уволить надсмотрщиков, когда я войду во владение плантацией.

Если отец бил каннибалов только единожды, то надзиратели занимались этим постоянно. Того самого гиганта, который рассмеялся в ответ на предложение съесть меня, они жестоко колошматили прикладами винтовок. Второму они порвали губу и нос, еще одного держали лицом вниз в канале, пока он не стал задыхаться. Особо усердствовал в деле вразумления негров самый старый из них, безобразного вида разбойник по имени Виллем. Именно по милости этого Виллема я подошел к дому-тюрьме каннибалов во второй раз.

– Почему вы упрямитесь? – спросил я, хотя даже не был уверен в том, что меня понимали. – Вас же не отпустят.

Мне не ответили.

– Виллем забьет вас насмерть.

– Виллем. Враг.

И больше ничего. Как ни старался я донести до людоедов мысль о том, что они могут облегчить свою жизнь, я лишь потратил время. Не впустую, как выяснилось позднее, но без успеха в том деле, которое я задумал, когда перебарывал страх перед хохочущим великаном с зубами как у крокодила.

Однажды родители уехали на ежемесячную ярмарку в город, оставив меня под присмотр Виллема и его лихих парней. Я читал в своей комнате, когда с плантаций донеслись выстрелы. Отбросив в сторону книгу, я подбежал к окну. Со второго этажа прекрасно просматривалась большая часть нашего надела, и возле клети людоедов я заметил дым. Слуги носились между рядов тростника без какой-то видимой цели. Они были напуганы. Сбежав на первый этаж, я направился было к двери, но тут в дом буквально влетел один из надсмотрщиков. Винтовка тряслась в его руках так сильно, что я забоялся, как бы он не выстрелил ненароком в меня.

– Что там, Брюн?

– Тише ты! – Брюн прижал к губам палец.

Логика его не поддавалась пониманию. Врываясь в дом, он оставил дверь открытой, так что тишина бы не помогла. То, что произошло потом, осталось в моей памяти настолько ярким сполохом событий, что забыть его, вероятно, поможет только старческое слабоумие.

Внутрь вошел каннибал, самый большой и страшный. Надсмотрщик вскинул винтовку, но гигант отмел ее в сторону рукой. Пуля пробила голову льва, висевшую на стене. Брюн потянулся за ножом. Людоед перехватил руку надзирателя, подтянул его к себе, сграбастал в гибельные объятия и вцепился зубами прямо в лицо. Дернув головой, кемети отхватил нос Брюна. Проглотил и тут же укусил снова – за нижнюю челюсть. Рывок – и вырванная челюсть полетела на пол. Швырнув изувеченного обидчика в стену, людоед повернулся ко мне.

– Съесть, – улыбнулся он.

Я стоял, не смея шелохнуться. Негр подошел ко мне, положил руку на плечо и легонько, почти ласково, потрепал.

– Съесть.

Развернувшись, людоед пошел прочь из дома. Захлебывавшегося кровью Брюна он добивать не стал. Я не двигался до тех пор, пока в дом не забежал один из слуг, которым я носил сладости, и не увел меня подальше от жуткого зрелища.

***

– Знаешь, что страшнее всего? Знать, что ты бессилен, – сказал Ги. – Людоед мог убить меня, но не стал. Не все зависит от тебя, Роже, так что тебе нечего стыдиться.

Оперативник часто закивал, а Рейнольд, который также слушал захватывающую историю о дикарях и угнетателях, молча долил обоим бренди.

– А занятнее всего то, что пострадали все надзиратели, кроме Виллема. Этот старикан застрелил двух напавших на него людоедов и благополучно прятался в их же собственной клети. Помогать своим друзьям он и не подумал.

– Как вообще эти людоеды выбрались на свободу? – спросил Рейнольд.

– Никто не знает.

– И куда делись трое остальных негров?

– Убежали через плантации. Бьюсь об заклад, их поймали и повесили или расстреляли. Плантации-то колоссальных размеров, там особо не спрячешься. Но я об этом не слышал и не хотел слышать.

– Да уж, история, – выговорил Роже.

– Весело мне жилось.

– Что было дальше?

– Не хочу рассказывать. Много хорошего, но много и плохого. Кемет – это место такое, там ничего не бывает ровно и гладко. Либо радость и благоденствие, либо тотальная смерть и страдания.

– Вот почему вы так импульсивны? Какое вам было дело до этой мануфактуры?

Роже развезло. Он проговорился об "Анниверсере" при Рейнольде, да и вообще клевал носом. Ги с легкостью избавился бы от незадачливого стража, но портить отношения с Галларом новой выходкой было не в его интересах.

– Правда твоя. Любопытство тоже родом с Кемета.

Давненько Ги не засиживался за разговорами в мужской компании. Пусть Рейнольда он знал меньше недели, а Роже – и того меньше, поведать историю о каннибалах он почему-то пожелал только им. Оставив стойку помощнице Рейнольда, чье имя Ги все порывался спросить у нее самой, но отчего-то не решался, все трое переместились за столик. В "Шаловливой проказнице" было пусто: тяжелое начало рабочей