там выход всему ужасу, который накопился внутри. Способ – алкоголь, истерический припадок или даже опий – не имел значения. Ему пришлось на время затворить кошмарные переживания и отложить наступление катарсиса.

– Как тебя хоть звать-то?

Оперативник прислонил ладонь ко рту, чтобы избавить собеседника от кислого запаха. Похвальная учтивость, но в сложившихся условиях Ги ее не оценил.

– Роже.

– Роже, значит. А я Ги. Раз уж мы с тобой на некоторое время стали неразлучны, постараемся скрасить совместный досуг?

Роже остановился.

– Вы пытаетесь меня запутать?

Вид у него стал еще более жалким. Оперативник был еще совсем молод: моложе Ги года на четыре, а то и больше. Совсем мальчишка. В полиции он начал служить совсем недавно и, судя по всему, еще не полностью осознавал, с какими опасностями сопряжен избранный им жизненный путь. Даже физиономия его не вязалась с образом оперативника. Круглое лицо с припухлыми щеками, волосы ежиком, нос картошкой, широко расставленные глаза – Роже был счастливым обладателем самой что ни есть крестьянской внешности. И угораздило же его пойти в полицию!

– И в мыслях не держу.

– Тогда к чему эти вопросы?

– К тому, что на тебе лица нет, Роже, ясно? Ты струганул при виде трупов, и кто посмел бы тебя обвинить? Сейчас мучишься, спрашивая себя, "не трус ли я", "как я подвел товарищей". А еще ты никогда не был так счастлив, как сейчас. Угадал?

Роже кивнул.

– Со мной так же было, – признался Ги, чтобы поддержать парня.

– Такой же позор?

– Позор? Я не назову так твое нынешнее состояние. Сейчас мы доедем до блиц-отеля, сядем у стойки, и я расскажу тебе о самом первом разе, когда по-настоящему страшно было мне.

***

Кемет – второй по величине континент Старого Света. По сравнению с ним Ио совсем мала. Если взять территорию от Гиберрии до западной границы Криевии и сравнить с Кеметом, то в размерах метрополии сильно проиграют колониям. Заморские земли Эльвеции в два с половиной раза обширнее ее самой. Одних джунглей там столько, что ими можно покрыть половину Эльвеции. Но до дождевых лесов никому нет дела. Жизнь кипит в основном на побережье.

Там я и родился. Мой родной город называется Порт-Анджан. Он раскинулся на самом берегу Океана Тефис в местности под названием Лангмаланж, в переводе "Смешение языков". Порт-Анджан – это своего рода разделитель. По одну его сторону процветает относительно цивилизованная и бойкая торговля. Жителям Лангмаланжа есть чем поделиться с миром. Они торгуют слоновой костью, алхимическими ингредиентами, сахаром, специями, кофе и – изредка и полулегально – рабами. По другую сторону вытянувшегося вдоль бесконечных пристаней города простирается невообразимых размеров равнина, превращенная предприимчивыми эльветийцами в плантацию. Именно там выращивают сахарный тростник, фрукты, сладкий корнеплод и кеметское клейкое зерно. Плантация Лангмаланжа – воплощение несправедливости и угнетения.

Родителям принадлежала небольшая по общим меркам плантаций делянка. Наша семья выращивала только сахар. Трудилось на нас около пяти десятков кеметских негров. Отец постарался подобрать слуг из одного и того же племени, но получилось у него лишь отчасти. Двадцать кеметцев действительно быстро нашли общий язык, еще двадцать пять или около того без проблем влились в общую послушную группу благодаря знанию языка. Пятеро новичков с одного из аукционов стали настоящей головной болью. Чернокожие гиганты с заточенными по людоедским обычаям зубами отказывались работать, задирали других и постоянно порывались сбежать. Ни к какой пище, кроме мяса, они не притрагивались. Стоит ли говорить, что именно к этим странным, пугающим людям и потянуло тринадцатилетнего мальчишку...

Большинство слуг прекрасно знало меня. Бегая на плантации, я порой таскал для негров печенье и конфеты из материнского серванта. Я вообще был добрым ребенком и жалел трудяг, гнувших спину даже не ради собственного блага, а для обогащения родителей. Родителей я обожал, но самым частым вопросом, обращенным к ним, было: "А почему вы заставляете черных выходить в поле?" Они отвечали, что таков заведенный порядок, что негры не против и тому подобное. Лет до десяти я охотно в это верил, ибо слуги всегда улыбались, видя меня в полях, и ничем не выдавали своих горестей, а принимая угощение, шутливо кланялись и трепали меня по волосам грязными мозолистыми ладонями.

Взрослея, я осознавал, что жизнь негров значительно горше, чем возделываемый ими тростник. Первую смерть в поле я увидел за год до знакомства с каннибалами. Старый работник просто упал на колени в оросительный канал и начал медленно клониться вперед, но высокие стебли не дали ему свалиться. Так он и встретил конец – на коленях перед растением, пожравшим его силы. Пока отец уводил меня прочь, я наблюдал, как другие негры поднимают товарища, чтобы унести его туда, откуда никто не возвращался – в большую глиняную ступу на самом краю плантации.

С той поры я стал проводить с неграми гораздо больше времени. Я выучил их язык, чтобы понимать, чем они делятся друг с другом за работой и в часы отдыха. Запасы материнских печений не успевали пополняться, хотя никто меня за это не ругал. К исходу двенадцатого года жизни я уже довольно бойко лопотал на самом распространенном наречии кемети. У меня даже появились приятели среди слуг. Парни восемнадцати-двадцати лет охотно играли со мной, негры постарше не прогоняли меня, когда я подходил послушать их разговоры, и никто никогда не причинял мне зла. Кеметцы чувствовали, что из меня вырастет чуткий и внимательный хозяин, мечта каждого чернокожего в Лангмаланже.

А потом появились они.

"Каннибалы" – так назвал их отец. Значения этого слова тринадцатилетний я не знал. Родитель купил их, чтобы поручить самую тяжелую работу – проведение каналов. Он только что выкупил клочок земли у соседа и намеревался засадить его новым сортом тростника, более сладкого, но прихотливого и влаголюбивого.

Осуществить задуманное он смог нескоро и без помощи каннибалов. Заставить их работать не могли даже удары палки (я видел, как отец лупил негров по плечам, и это зрелище побудило меня несколько дней избегать его). Великаны с заостренными зубами стояли столбами и не двигались с мест, терпеливо снося наказание, но не сдавая позиций.

– Я поговорю с ними, – предложил я отцу на третий день.

– Не смей подходить к каннибалам, – был ответ.

Я не послушался. Удержать подростка – дело не менее сложное, чем