выделил ей срок до сегодняшнего утра? Но мысль, что время истекло и цифры на дисплее часов уже никак не связаны с их общим будущим, нестерпимо давила на его бедную голову, которую он даже не имел права разгрузить алкоголем или экстремальными выходками. Впрочем, Илья и прежде не питал к ним большого интереса. Сейчас же из глубины подсознания всплывал темный, липкий страх, что к следующему утру не просто закончится его брак, но и в нем самом что-то безвозвратно отомрет. Не постепенно, мягко и циклично, как это происходит со всем живым, как листья облетают к зиме, а грубо и больно, словно лесной пожар, после которого останется черная пустота.

Когда Ян наконец выдохся и уснул, а окна в доме напротив стали гаснуть одно за другим, Илья пошел в ванную и взялся за ножницы. Длинные светлые пряди бесшумно опадали на влажную газету, и вскоре из зеркала на него взглянул молодой мужчина с аккуратной, хоть и слегка неформальной стрижкой и непроницаемыми голубыми глазами на бескровном лице. Обручальное кольцо он оставил в прихожей, когда съезжал с квартиры, а подаренного Леной совенка все-таки забрал для Яна.

Еще до суда Илье пришлось перебраться в родительский дом и оставить Яна под присмотром матери, чтобы нормально работать. Майя заверила, что и так собиралась уходить из ателье и оставить лишь частные заказы, но Илья чувствовал вину за то, что из-за его проблем родителям пришлось ломать свой привычный уклад. Они ни разу его не попрекнули, лишь однажды Петр сказал ему:

— Илья, пожалуйста, помни, что Ян наш внук, а не второй сын. Ты хорошо понял, что я имею в виду?

— Ну конечно, — устало сказал Илья.

И он действительно никогда не злоупотреблял помощью отца и матери, которые нежно любили Яна, но все больше сами нуждались в заботе и поддержке. А вместо заслуженного покоя и приятного досуга с внуком на них свалились тяготы с разводом Ильи.

С Леной он пересекался только в государственных кабинетах, и она даже не сразу узнала его с новой прической. Пару раз она попыталась завязать какой-то личный разговор, но Илья моментально это пресек. Дело вышло тяжелым и, по мнению Ильи, невыносимо вязким, притом что участникам процесса вроде все уже предельно ясно.

Суд, однако, так не считал: оставить восьмимесячного ребенка под единоличной опекой отца все еще казалось чем-то из разряда фантастики. Тем не менее Лена настойчиво утверждала, что не способна исполнять материнские обязанности в силу нервного срыва, что ей необходимо долгое лечение и покой, а сейчас она может даже навредить ребенку. Наконец суд пришел к выводу, что бессмысленно отдавать ребенка матери, которая столь яростно этому сопротивляется.

Через некоторое время Лена оформила отказ от родительских прав, и когда были поставлены последние подписи, Илья подозвал бывшую жену к себе.

Она обернулась и быстро пошла к нему со странным выражением страха и надежды, однако он уже не обратил на это внимания.

— У меня к тебе одна просьба: верни, пожалуйста, свою прежнюю фамилию, — сказал Илья. — Настаивать я, конечно, не могу, но буду тебе крайне признателен.

— Я поняла, — тихо ответила Лена.

Илья лишь кивнул и быстро пошел к выходу. Она еще некоторое время стояла, бесцельно вглядываясь в его удаляющийся силуэт с безупречной выправкой и крепкими плечами.

Дома, вечером того же дня, Петр неожиданно сказал за ужином:

— А на алименты все-таки надо было подать.

Тут Илья чуть не поперхнулся: меньше всего он ожидал услышать это от отца, пылкого сторонника традиционных взглядов на семейные отношения и мужские обязанности.

— Папа, ты серьезно? — спросил он. — Да зачем мне эти гроши? Я сам бы ей приплатил, лишь бы она когда-нибудь Яну жизнь не отравила.

— Ты мне и говорить такого не смей! У любого поступка должна быть цена, — твердо возразил Петр. — Вот пусть бы ее мать и раскошеливалась за плоды своего воспитания, а на ней, с таким клеймом, ни один порядочный мужчина впредь не женился. А ты их от всех проблем избавил по доброте душевной.

— Да забудь ты о них уже, — сказал Илья. — Проблемы они себе и сами создадут, только нашей семьи это больше не касается.

Родители не слишком доверяли его сухому и циничному тону, однако истинные чувства он всегда держал при себе и они не намеревались трогать его больные места.

На озера Лахтины все-таки выбрались вчетвером и показали Яну Финляндию. Осень выдалась прохладной и светлой, небо было подернуто перламутровой дымкой, ледяная вода омывала осколки гранита у берегов, в воздухе пахло хвоей и ландышами. Конечно, пока мальчик не мог оценить всей этой красоты, но ему очень нравилось гулять с отцом и дедом по лесу и там же он сделал первые робкие шаги, чуть не задавив маленький муравейник. Днем Илья с отцом пили местное пиво со смоляным ароматом, а по вечерам Майя варила на троих кофе в специальной древней кастрюле и угощала своих мужчин ржаными хлебцами с брусничным вареньем, которое очень нравилось и Яну.

— Я же говорил, лесной мальчишка растет, — с улыбкой приговаривал Петр, когда они с Ильей сидели на берегу и наблюдали за ребенком. — Жаль только, лесов у нас в Ингрии остается все меньше, никто их не бережет. Здесь-то совсем другое дело, и природа чище, и люди спокойнее и дружелюбнее...

— А домой все-таки тянет, — закончил Илья и хитро посмотрел на отца.

— Ну да, наша земля там, кто бы что ни думал по этому поводу. И я ни за что не желал ее уступить, поэтому и не уехал, в отличие от многих моих друзей. Неважно, что она бедная, холодная, запущенная, кровью политая, — моя! И умирать я буду только возле нашего залива.

— Я тоже, — серьезно ответил Илья.

— У тебя жизнь еще долгая, — мягко сказал отец. — Но вообще ты парень прямой, Илья, впустую словами не разбрасываешься, так что... Есть у меня одна мечта: чтобы и мой правнук когда-нибудь сказал: «Я — ингерманландский финн». Но я этого уже не увижу, поэтому очень надеюсь на тебя.

— Обещаю, что я тебя не подведу.

Петр благодарно пожал руку сына и они неторопливо отправились за Яном.

Вскоре мальчик отпраздновал первый день рождения. Анна Георгиевна позвонила накануне, попросила разрешения проведать внука и вручить подарок, и Илья, конечно, не мог отказать. Впоследствии