которую я называю психосоциальным мораторием, некий санкционированный обществом период отсрочки исполнения молодым человеком взрослых обязанностей. Взрослая девушка и молодая женщина, в отличие от маленькой девочки и зрелой женщины, может в этот период быть относительно свободной от тирании внутреннего пространства. Действительно, она может активно вторгаться во «внешнее пространство», проявляя упорство и настойчивость, которые часто кажутся какими-то гермафродитическими, если не «мужскими» в полном смысле слова. Специальные амбулаторные измерения показали, что меняется и ее пространственное поведение, чему многие общества противодействуют с помощью особых правил поведения для девушек.

Однако там, где нравы позволяют, молодая девушка пытается примерить на себе огромное разнообразие всех возможных идентификаций с мужчинами, словно бы экспериментирует с опытом существа, которое является ее противоположностью и главным предметом притяжения — это кажущееся противоречие затем превращается в полярность и сексуальной, и личной жизни. Но и во всем этом внутреннее пространство все равно остается центральным для субъективного опыта, хотя открыто оно проявляется только в упорной и избирательной привлекательности; неважно, привлекает ли молодая женщина к себе других людей своим магнетическим внутренним миром, вызывающей внешностью или драматическим сочетанием того и другого — она в любом случае избирательно манит к себе тех, кто к ней стремится.

Молодые женщины часто задаются вопросом, могут ли они «обрести идентичность» до того, как узнают, за кого выйдут замуж и ради кого будут создавать дом и семью. Считая само собой разумеющимся тот факт, что нечто в идентичности молодой женщины должно быть открытым для особенностей мужчины, с которым она соединит свою судьбу и от которого родит детей, я думаю, что многое в ее идентичности уже определено ее видом привлекательности и избирательной природой ее поисков мужчины (или мужчин), который (или которые), как она хочет, добивались бы ее.

Это, конечно, всего лишь психосексуальный аспект ее идентичности, и женщина может долго откладывать его осуществление, занимаясь тем временем профессиональной и гражданской деятельностью и развивая себя как личность, пробуя все возможные роли своего времени. Незаурядные обаяние и блеск, которые молодые женщины демонстрируют при занятии разнообразными видами деятельности, отдаляющими их от будущей функции деторождения — это один из тех эстетических феноменов, которые кажутся воплощением всех целей и устремлений и поэтому становятся символами чистого и совершенного бытия; именно поэтому молодая женщина, в искусстве разных эпох, служила зримым воплощением идеалов и идей и являлась для творческого мужчины музой, анимой и энигмой (загадкой).

Teм не менее, не хотелось бы наделять скрытым смыслом то, что, кажется, имеет свой собственный смысл, и полагать, что внутреннее пространство молчаливо присутствует во всем женском. Истинный мораторий должен иметь достаточно времени для развития и завершения: женственность наступает тогда, когда привлекательность и опыт сменяются выбором того, что наилучшим образом подходит внутреннему пространству женщины, подходит совершенно и «навсегда».

Таким образом, только всеобщий конфигурационный подход — соматический, исторический, индивидуальный — может помочь нам увидеть различия в функционировании и обретении опыта, увидеть в контексте, а не изолированно и не посредством бессмысленного сопоставления. Женщина не является «более пассивной», чем мужчина, просто потому, что ее центральная биологическая функция заставляет или побуждает ее быть активной, с помощью способов, созвучных ее внутренним телесным процессам, или потому, что она может быть одарена определенным ощущением интимности и сильными чувствами, или потому, что она может сделать выбор в пользу обитания в защищенном внутреннем круге, где сможет расцвести ее материнство.

Не является она и «более мазохистским» существом, чем мужчина, потому что воспринимает свои внутренние периодические циклы как должное, вдобавок к болям деторождения, которые трактуются в Библии, как вечное наказание за грехопадение Евы, а в интерпретации писателей типа де Бовуар считаются «враждебным элементом в теле самой женщины». При соединении вместе феноменов сексуальной жизни и материнства становится ясно, что знание боли превращает женщину в «страдалицу», в смысле гораздо более глубоком, чем это обычно считают в связи с испытываемыми ею маленькими недомоганиями. Женщина — это создание, которое «принимает боль», чтобы понять страдание и научиться облегчать его, а также научить других необходимости переносить неотвратимую боль. Поэтому «мазохисткой» женщина является только тогда, когда использует боль извращенно или мстит за нее, но это означает, что она отступает от женских функций, а отнюдь не проникает в них глубже. Точно так же, женщина становится патологически пассивной только тогда, когда слишком пассивна в сфере приложения своей энергии и в личностной интеграции, которая включает и ее отношение к чисто женской деятельности.

Впрочем, нельзя не привести один аргумент, который, на первый взгляд, опровергает все сказанное. Женщина во все эпохи (крайней мере, патриархальные) полностью отдавала себя исполнению ролей, связанных с эксплуатацией ее мазохистских наклонностей: она позволяла держать себя взаперти и не оказывала сопротивления мужчинам, позволяла обращать себя в рабство и забавляться с собой, как с игрушкой, позволяла превращать себя в проститутку и эксплуатировать, получая, однако, от всего этого лишь то, что мы в психопатологии называем «вторичными приобретениями» ложной доминанты.

В действительности, тем не менее, этот факт можно вполне исчерпывающе объяснить, но лишь используя новый вид биокультурной истории, который (я на это очень надеюсь) сможет впервые преодолеть то предубеждение, что женщина всегда должна быть, или будет, тем, чем она является в настоящее время или чем была при определенных исторических условиях.

* * *

Итак, говорю ли я, что «анатомия — это судьба»? Да, она является судьбой, поскольку определяет не только вид и способы реализации физиологических функций и их пределы, но также, в значительной степени, и контуры личности. Базисные модальности женских обязанностей и поведения, естественно, также отражают основную структуру ее тела. В другом контексте я уже идентифицировал «включенность» в качестве доминирующей модальности уже на ранних этапах жизни человека и в игре детей. Мы можем упомянуть о существовании на разных уровнях в рамках пассивной женской способности склонности к активному включению, приятию, «приобретению и обладанию» — но также к упорству и сдержанности одновременно.

Женщина может быть крайне избирательной, ища покровительства, и постоянно чувствовать его, не испытывая при этом дискриминации. То, что она должна находиться под покровительством, означает, что ей необходимо полагаться на покровительство — и поэтому она может с полным основанием требовать его. Несомненно, женщина также обладает проникающим органом — питающими сосцами — и ее желание помогать другим, может поэтому стать навязчивым и подавляющим. Здесь также могут случаться различные перегибы и нездоровые уклонения, о которых постоянно вспоминают многие мужчины, а равным образом и женщины, когда они рассуждают об уникальных потенциалах женственности.

Между тем, как уже замечено, бессмысленно