– Скажите, пан Збышек, – обратился к повару Клеман и кивнул на Ярцева: – Вы знаете этого человека?

– Знаю, это ветеринар, приходил к нам, – не раздумывая, пролепетал Збышек.

– К кому он приходил?

– К конюху Гнату, ныне убиенному.

Удовлетворённый ответом, Клеман кивнул на дверь:

– Можете идти.

Ярцев всё это время наблюдал за поваром. Его поразило одно: Збышек, разглядывая во мраке камеры всё вокруг, сильно щурил глаза. И Ярцев пошёл в наступление.

– Одну минуту! Хоть я и арестован, но вы, надеюсь, позволите мне встать. Я ведь безоружен, – обратился он к барону. Тот с безразличием пожал плечами.

Поднявшись, Ярцев прошёл в угол камеры:

– Пан Збышек, встаньте, пожалуйста, в противоположный угол.

Не отошедший от страха повар повиновался, хотя и не понимал, зачем.

– С какого расстояния вы видели ветеринара? – спросил Ярцев.

Збышек замялся:

– Аршин, так с 40… может, с 35…

Ярцев поднял вверх ладони рук:

– Скажите, сколько пальцев на руках вы видите?

Збышек напрягал глаза, всматривался:

Шесть… семь… нет, всё-таки шесть…

– Четыре пальца! Остальные сжаты. А расстояние здесь не 40 аршин, а 10, – торжествующе произнёс Ярцев и, обратившись к барону, добавил: – Как можно доверять показаниям человека с очень плохим зрением? Да в таком наряде, как у меня, ходит каждый второй житель Полоцка, в том числе и настоящий ветеринар.

Как только Поль выпроводил из камеры Збышека, Ярцев опустился на своё место – деревянные нары, сел напротив Клемана. Их взгляды встретились.

– А из вас получился бы неплохой адвокат, – заключил Клеман. – Что ж, первую партию вы выиграли.

– Первую и вторую.

– Да берите хоть десять. А вот наш император считает, что можно проигрывать все сражения, кроме последнего.

– Вы надеетесь выиграть последнюю партию?

– Не просто надеюсь, я её выиграю.

– Тогда ваш ход.

Клеман молчал. Это было в его манере. Перед тем как сказать что-то важное, он всегда делал паузу, словно изучал собеседника.

– В доме, где вы квартировали, обнаружен мундир французского офицера. А в кармане кителя офицерская книжка на имя капитана Донадони. Может быть, хватит отпираться?

Но Ярцев был невозмутим:

– Ну и что такого? До меня в доме моего дяди купца Ухова квартировал какой-то офицер. Куда он девался – не знаю. Возможно, переоделся в штатское и дезертировал.

Клеман пронизывал взглядом собеседника.

– А это вам знакомо? – в руке у него появился кружевной платок с четырьмя алыми розами по углам. На платке были хорошо заметные бурые пятна – следы крови.

– Как же вы так, Донадони, оставить такую улику…

В это время дверь камеры открылась, и на пороге появилась Мазовецкая; без приглашения – такие, как графиня Мазовецкая, не привыкли ждать.

– Граф Ярцев? Вот и новая встреча, капитан. Как жаль, что она в таком месте.

Мазовецкая, улыбаясь, протянула руку для поцелуя, но Ярцев с места не поднялся.

– Кстати, как ваша рука, – продолжала графиня. – Надеюсь, не даёт о себе знать?

И Ярцев понял, что проиграл. Досадный, нелепый случай! Угораздило его тогда в Петербурге поднимать карету и порезать руку.

Он вспомнил слова Закревского: «Будь осторожней с женщинами, капитан». Закревский оказался прав. Его разоблачили две женщины. Первая распознала в нём русского в форме французского офицера, но настоящего имени не знала. Вторая назвала его настоящее имя и воинский чин. Если первой он готов простить всё на свете, то второй…

– Я не желаю видеть вас, графиня, – холодно ответил он.

Мазовецкая молча удалилась. Улыбки на её миловидном лице уже не было. Клеман пошёл её проводить, и Ярцев остался один. То, что Клеман его покинул, пусть даже ненадолго, было ошибкой барона. Ярцев сумел собраться с мыслями: «Проиграл, проиграл… Ну, это мы ещё посмотрим, – нашёптывал он себе. – У меня тоже есть свои козыри, вернее, один. Последнее сражение ещё впереди!»

Вернувшись, Клеман смерил арестованного взглядом:

– Так Ярцев вы или Донадони? Ваша дальнейшая судьба зависит от признания. Если вы граф Ярцев, капитан русской армии, то будем считать, что вы военнопленный, и к вам отношение самое благоприятное. Если вы продолжаете настаивать, что вы Донадони, то вы предатель, хуже дезертира. Вы собирали сведения о нашей армии, о строительстве укреплений, о глубине реки… да-да, я не оговорился, мы сегодня с утра следили за вами… Собирали сведения, чтобы передать русскому командованию. А предателя ждёт только одно: военно-полевой суд и расстрел. Объяснение, что вы племянник купца Ухова, несерьёзно. Я не настолько глуп, чтобы в это поверить.

Клеман лукавил. Во французской армии право на плен имел не всякий: его не имели шпионы, действовавшие в расположении неприятеля, переодетыми в его форму или штатское платье. Пленными в те времена считался человек, взятый на поле боя в форме своей армии с оружием в руках или сдавшийся вместе с гарнизоном крепости. Ярцев это знал и молчал. А что ему оставалось делать? Но мысль работала: «Они знают, что я собирал сведения об их армии. Ну и где эти сведения? Обыск произвели, но табакерку с картой не нашли. Иначе Клеман заимел бы ещё один козырь против меня. И, наверное, главный».

– Сколько времени вам дать на размышление? – приняв молчание Ярцева за растерянность, спросил Клеман. – Полчаса? Час?

Ярцев прервал молчание. Не спрашивая разрешения встать, как несколько минут назад, он бодро поднялся и сделал несколько шагов по камере:

– У меня нет времени на размышление. Давайте лучше сыграем по-настоящему последнюю партию. Но теперь первый ход за мной.

В ответ Клеман глубоко вздохнул, что означало: зря теряем время. Но Ярцева остановить уже было нельзя:

– Барон Клеман, вы офицер и я офицер. Если вы сохраните мне жизнь, я поведаю вам тайну, очень и очень важную для вас.

Услышав, что его назвали по имени и титулу, Клеман вздрогнул. Русскому шпиону он не представлялся ни в момент ареста, ни сейчас, ведя допрос. Этот русский знает, кто он такой! Получается, он, барон Клеман, личный посланник императора,