Крутов поведал о себе. Когда Мелешко ударил его ножом в спину, он упал и потерял сознание. Рана оказалась неглубокой, но крови он потерял изрядно и сильно ослаб. Думал, что отдаст Богу душу. Так бы и случилось, если бы не лекарь Пётр. Он появился вовремя, как будто предвидел, что может произойти убийство. Рану перевязал, а утром подозвал крестьянина Алеся Бойко, с которым соорудили что-то наподобие носилок и отнесли его в дом Бойко. Оставлять раненого, да ещё казака в больничной избе было опасно. Бойко был из вольных. Кроме своего хозяйства занимался народными промыслами, знал грамоту, мог за любого из односельчан составить прошение. Перед самой войной Пётр вылечил его жену от какой-то хвори. Поэтому Алесь не отказал Петру в просьбе спрятать на время раненого казака в своём доме. Благо, что Пётр регулярно приносил продукты из запасов больничной избы. Так и выходили, хотя рана ещё побаливает.

– Да-а, Господь тебя хранит, – покачал головой Ярцев и, видя опущенный взгляд Крутова, дружески усмехнулся. – Ну чего нос повесил? Радоваться надо.

– Какая уж тут радость… Приказ-то я не выполнил, донесение в штаб не доставил.

Ярцев доел кашу, поблагодарил и почувствовал, что ему жаль этого молодого казака:

– Успокойся, на войне всякое бывает. Ты был тяжело ранен, но свой пост, а он у тебя здесь, в больничной избе, не оставил. А поэтому молодец!

– Рад стараться! – вытянулся по стойке «смирно» Крутов и после, сжав кулаки, грозно произнёс:

– Я этого Прокопия Мелешко из-под земли найду! Сочтёмся с гадом!

Ярцев покачал головой:

– Не получится. Я за тебя с ним рассчитался – пристрелил.

Алексей Крутов смотрел на Ярцева тёмными, широко открытыми глазами.

– Жаль… – разочарованно произнёс он.

Пора было переходить к делу.

– Махалыч и Луговой не появлялись?

– Может, и появлялись, когда меня здесь не было.

– Ясно… – вздохнул Ярцев. – Как насчёт лошадей?

– Пока я хворым был, одна пала, но двух других откормил. Теперь они в полном порядке.

– Молодец! А сейчас седлай одну из них и внимательно слушай всё, что я тебе скажу. Задача твоя будет не из простых. Но выполнить её надо любой ценой.

Ночь была холодная, без ветра. Луна время от времени выглядывала из-за туч, тускло освещая всё вокруг. С берега реки тянуло влагой. Проникнув в город, минуя сторожевые посты, Алексей Крутов легко перелез через изгородь, осторожно прошёл огородом к сараю. Осмотрелся: вроде бы никого. Прислушался: отдалённо доносился шум – строительство оборонительных укреплений продолжалось и ночью. А вот вблизи тишина. Хотя… шаги стали проявляться всё чётче и чётче.

Крутов притаился за углом сарая, но так, чтобы краем глаза видеть происходящее. Всмотрелся… Солдат, держа на плече ружьё с примкнутым штыком, неторопливо вышагивал взад-вперёд с другой стороны сарая, как раз вдоль возвышавшейся поленницы дров.

Снять часового – чего проще для казака, не раз ходившего по тылам противника. Крутов стал уже доставать из ножен кинжал, как вдруг в темноте ночи заметил, что у ворот маячит второй солдат и тоже с оружием. Но и это не всё. Вскоре на крыльцо дома вышел офицер, а с ним человек высоченного роста в штатском. При виде офицера солдаты замерли по стойке «смирно», но тот, сказав что-то по-французски, удалился вместе со своим напарником. Барон Огюст Анри Клеман не сомневался, что расставленная им ловушка сработает и он поймает русского шпиона с поличным. Присутствовать при аресте Донадони-Ярцева Клеман посчитал нужным не в штатском одеянии, а в офицерском наряде. Поэтому и облачился в форму полковника Великой армии, коим являлся: русского агента, капитана, арестовывает полковник – лучше не придумать!

Алексею Крутову оставалось ждать – ждать, когда стоящий у ворот солдат куда-нибудь отлучится. А уж с ближайшим, который у сарая, разобраться не сложно. Но время шло, а ничего не менялось. Крутов стал нервничать. А может, разобраться с двумя? Стукнуть поленом ближайшего солдата, тот вскрикнет. Второй придёт на помощь, и его тоже пристукнуть? Нет, плохо. На крик из дома может выйти третий, и даже четвёртый. А тут надо действовать наверняка. «Ты должен привезти табакерку любой ценой, – напутствовал его Ярцев и добавлял: – Но не торопись. Поспешность разведчику не товарищ». Что делать, что делать… Ждать до утра, когда французы уйдут? А уйдут ли они? Не годится. Даже сейчас, под покровом ночи, скрываться надёжнее.

Вот она, поленница дров, в которой спрятана заветная табакерка, она совсем рядом. Близок локоть – да не укусишь… Надо, чтобы хотя бы на пару минут исчез ближний солдат. А дальний, что у ворот? Он тоже помеха, он всё видит. Нет, плохо, всё плохо…

Помощь пришла неожиданно. Громкий возглас нарушил тишину двора. Затем скрипнули ворота, и возглас превратился в какую-то заунывную песню. От неожиданности Крутов вздрогнул, а маячивший у сарая солдат на миг остановился, а затем исчез в темноте. Крутов вспомнил напутствия Ярцева. Тот среди прочего упоминал и про пьяницу Еремея, в доме которого он квартировал.

А с Еремеем всё оказалось просто. Утром после возвращения с прогулки по реке, он несколько поотстал от Ярцева, привязывая лодку к месту стоянки. А когда появился перед домом, то услышал чужую речь и увидел сквозь щель незакрытых ворот, как арестовывают его квартиранта. И Еремей понял, что следующим арестантом будет он. Бросив вёсла и сумку с уловом, Еремей бросился бежать. Где он пропадал до глубокой ночи и где умудрился напиться – одному Богу известно.

Покачиваясь, Еремей остановился посередине двора и огляделся. Пьян он был изрядно, однако солдата, стоящего у ворот, разглядел. Обычно дома после двух-трёх стопок Еремей мирно заваливался спать. Но в эту ночь доза выпитого была заметно больше, и хранитель дома купца Ухова из тихого пьяницы превратился в буяна и дебошира.

– Ты что делаешь в моём дворе, свинья французская! – заорал он и угрожающе двинулся на солдата. Тот растерялся. Приказ ему был: оставаться незамеченным при появлении во дворе кого бы то ни было, но обратно никого не выпускать. И пока он собирался с мыслями, Еремей выхватил у него ружьё. Второму солдату пришлось выйти из темноты и броситься на помощь.