Отошел подальше от нас, повалился на траву и закинул руки за голову, глядя в голубоватое небо.

Макарыч осторожно присел рядом.

– Семен Парфеныч, давай еще на Бесовы кулички сходим. Там, правда, только один Васька Калякудин, дурачок, искал. Однако чем черт не шутит…

– Не пойду.

– Семен Парфеныч, ради общества.

Сеньку будто подбросило.

– Как землю ради общества слушать, так Сенька! А как самого Семена выслушать, так хрен вам… Вот теперь послушайте: хотите клады копать – я буду всем командовать. Единолично. Не то ищите как можете.

Вскочил и гордо пошел прочь.

– Тоталитарный правитель, – сплюнул Макарыч, глядя ему вслед. – Сережа, попытай счастья… Может, тоже узришь чего…

Все мы, конечно, уже пробовали, и не раз.

– Знает, подлец, что без него ни в какую, – сказал Володя.

Догнали правителя, упросили, уломали и выслушали единоличный приказ:

– Выступаем в неизвестном направлении.

Мы подняли носилки и двинулись вслед за Сенькой, который долго шагал по заброшенной дороге, ведущей от нас к заброшенной деревне Сухое, от которой остались лишь груды обгорелых бревен, затем свернул к обмелевшему ручью на дне оврага, перешел его вброд, поднялся по пологому склону и углубился в поле, заросшее травами.

– Дисциплинарное наказание, – прокомментировал дядюшка, который тащил лопаты и топор. – Воспитывает.

На дальнем краю поля Сенька остановился.

– Ставьте здесь.

– Семен Парфеныч, тут отродясь ни жилья, ни… – начал было Макарыч.

Сенька лег и приготовился слушать.

– Бей.

Макарыч ударил.

Сенька вслушался, встал.

– Теперь здесь.

Мы перенесли колокол на пяток метров в сторону. Сенька послушал, послушал и пополз по-пластунски дальше.

– А ну-ка здесь.

Так он облазил на брюхе чуть ли не с гектар, приминая траву и обрастая репьями. Комаров и оводов он, казалось, не чуял, так что пока Макарыч бил в набат, мы с Володей то и дело хлестали нашего слухача пучками полыни, а солнце постоянно поддавало жару в просторной безветренной баньке под открытым небом. Только к вечеру Сенька напарился досыта, вернулся к прямохождению и, ни слова не говоря, с упрямой и злой мордой зашагал по направлению к Мокрому. Пошли и мы, тоже молча – из сочувствия.

На Волчьей пустоши Семен вдруг резко затормозил возле большого белого камня, похожего на позвонок какого-то доисторического зверя, плюхнулся на чахлую траву и замер. Мы пристроили колокол рядом, Макарыч зазвонил.

Внимал Сенька, наверное, с минуту, потом сел, улыбаясь смущенно и растерянно.

– Ничего, Сеня, не беда, – сказал Макарыч. – Мы понимаем… Сразу-то, с налету не…

– Есть, – прошептал Сенька. – Золото.

Тут и мы растерялись.

– Семен, не дури, – первым опомнился дядюшка.

Но Сенька словно оглох.

– Монеты, – бормотал он. – Целая куча. Не медь, не серебро… Зеленым светятся. Как фосфор в темноте…

– Где?!! – взревел Макарыч.

Семен поднял на него ошеломленные глаза.

– Прямо тут, подо мной.

Он едва успел откатиться в сторону, как Володя и я, мешая друг другу, вгрызлись лопатами в сухую плотную почву.

– Неглубоко, – сказал Сенька.

Но мы уже и так это обнаружили. Володя, загнав лопату в дно ямы по самый штык, выворотил ком каких-то полуистлевших лохмотьев. Сверток! Тяжелый! Сенька растолкал нас, схватил пакет, развернул рогожу. На траву посыпались монеты. Я поднял одну. С одной стороны большой круглой деньги был вычеканен профиль какой-то царственной дамы – Екатерины, а может, Анны, я в них, честно говоря, совсем не разбираюсь, – а с другой, естественно, выбит двуглавый орел. Монета была тяжелой, на вид совсем новенькой, и странным в ней казалось лишь одно – темно-серый цвет.

– Это чего же такое? – растерянно спросил Сенька. – Платина?

Макарыч взял монету, подкинул на ладони, взвешивая, потом попробовал на зуб.

– Свинец.

Сенька возмутился:

– Врешь! Из свинца деньги не чеканят.

– Знамо дело, – сказал Макарыч. – Однако есть у наших местных почв одно свойство. Мне о нем Иван Протопопов говорил: закопай, мол, в нашу землю золото, а оно в свинец обратится. Я, конечно, не поверил, да и золотишка никогда не имел, чтоб опыт поставить.

– Философские, значит, почвы? – сказал я не без иронии. – Только действуют наоборот.

– Они самые, – подтвердил дядюшка. – Почвы тощие, вот и располагают к философии. Мудрствовать, правда, не любим, зато нутром постигаем…

Это он-то мудрствовать не любит?!

– Дядь Петь, я с философским камнем сравнивал.

– Так то алхимия, – сказал Макарыч. – А здесь природа…

Сенька тем временем лихорадочно рылся в свинцовых денежках и, видимо, искал, не осталась ли среди монет, трансформированных суровой природой, хоть одна золотая. И вдруг сгреб весь клад вместе с рогожей и зашвырнул как мог дальше в чисто поле.

– Это ты напрасно, Сеня, – Володя нагнулся, подбирая рассыпавшиеся кругляши. – И свинец пригодится. Грузила, скажем, лить…

Сенька злобно пнул ногой ближайшую кочку.

– Проклятая земля…

– А куда податься? – сощурился Макарыч. – На небо вознестись?

– На остров! – крикнул Сенька.

Пустошь, где мы нашли свинцовые сокровища, спускалась к озеру, на котором виднелся вдали небольшой островок.

– Там будем искать. На воде, не на суше. Уж на острове почва не забалует…

Ну и чудак! Принял дядюшкину метафору всерьез. Макарыч попытался его образумить:

– Сенюшка, сам подумай, земля – она и есть земля, где бы ни была…

– А ты меня не учи! – озлился Сенька. – Про землю я сам все знаю. Кто из нас клад нашел?

Я выдвинул свою версию:

– А что, если тут не природа, а фальшивомонетчики поработали? Начеканили монет из свинца, чтобы потом позолотой покрыть. Спрятали заготовки, да так и не выкопали…

Но Сеньке хоть кол на голове теши.

– Завтра едем на остров.

Мы, с тех пор как погубили Озерного, еще ни разу не выходили в плавание всей командой. И вот на следующий день с утра пораньше установили носилки с колоколом на корме плоскодонки, погрузились сами и отчалили. Володя и я – рабочая скотинка – на веслах, Макарыч, звонарь, – на носу, а Сенька примостился на корточках на корме, рядом с колоколом. Его распирало от энергии, разве что искры от него не сыпались.

– Мужики! Сегодня найду! Нутром чую. Вот только сил наберусь, а то с утра пожрать не успел…

Он вытащил из кармана сухую хлебную горбушку и, не донеся ее до рта, вдруг заорал во все горло:

Как на острове зарыли

Серебро да злато.

Прежде корки мы сушили,

А теперь богаты.

Я тоже был почему-то уверен, что сегодня нам наконец повезет. И не я один. Володя в ответ на Сенькину частушку согласно хмыкнул, а Макарыч сзади одобрительно крякнул. Видать, даже наш любомудр забыл горькую мудрость предков: богатство на час, а бедность довеку. А Сеньке она и вовсе была неведома. Охваченный пиитическим воодушевлением, он начал новую песнь:

И в жару, и на морозе

Отыщу я клад везде,

Хоть запрячь его в навозе

Или в бабкиной…

– Не охальничай, Семен, – пробурчал Володя меж двумя гребками.

– А кто услышит?! – крикнул Сенька. – Кроме нас, никого.

Мы плыли по середине озера, и ни на приблизившемся уже острове, ни на дальних берегах, заросших лесом, нас вряд ли могла услышать хоть единая живая душа. Откуда ей здесь взяться?

– Я еще и не такое могу, – Сенька вскочил на ноги и завопил отчаянно:

Дуб растет на острове,

А на ветках желуди.

Мое зренье острое,

А…

Он замолк на миг, хитро глянул на Володю, хулигански ухмыльнулся, взмахнул рукой, и… Лодку качнуло, Сенька присел, чтоб не упасть. Носилки с колоколом накренились, сдвинулись влево и поползли.

– Держи! – закричал дядюшка.

Сенька обернулся, выронив сухарь, потянулся к котлу и еще сильнее завалил набок нашу посудину.

– С другой стороны хватай! С другой!

Сенька крутанулся на корточках, разворачиваясь… Носилки поехали вправо. Сенька – за ними, ухватил за раму, рванул на себя, поскользнулся на мокром дне и рухнул на борт. Котел в деревянной оснастке соскользнул с кормы, как корабль со стапелей, и ушел под воду. Сенька плюхнулся вслед за ним, перекувыркнув лодку.

Когда я вынырнул на поверхность, Сенька неподалеку от меня старательно следовал сценарию, который природа разработала для не умеющих плавать: бил по воде