этакое промышленное развитие действительно необходимо для удовлетворения мирных потребностей немецкого народа. В октябре 1946 года Сталин заявил американскому журналисту, что, по его мнению, допустимый уровень развития промышленности в Германии должен быть повышен, а Соколовский на Контрольном совете сказал, что рассмотрит возможность выпуска стали в объеме 11 млн тонн (возможно, отчасти это были пропагандистские попытки побороться с западными союзниками за одобрение их политики в Германии, но, похоже, за ними стояли и экономические мотивы). Но эти события сделали вопрос о репарациях от текущего производства более важным для русских, чем когда-либо. Их также все больше интересовали перспективы участия в производстве в Рурском бассейне путем его интернационализации.

Вообще, эта идея имела долгую историю. Во время войны ее обсуждали либеральные мыслители в Великобритании и Америке. В Тегеране Рузвельт предложил передать Рур под управление ООН, и это было включено как в план Моргентау, так и в контрплан Стимсона. Сталин сделал подобное предложение в Москве в октябре 1944 года Черчиллю, который сказал, что «не возражает против таких соображений»; еще раз благосклонность к этой идее он проявил в Ялте. Французы же все время решительно настаивали на этом. Сталин предложил эту идею и в Потсдаме, но к тому времени американцы передумали, и она была отклонена как часть компромисса по репарациям. Бевина в то время эта идея привлекала, так как он не «верил в то, чтобы такой воинственной расе, как Германия, можно дать не контролируемой никем другим еще один арсенал такого характера». 21 февраля 1946 года он заявил, что все еще готов обсуждать вопрос; в глубине души ему хотелось поставить эту территорию под международный контроль и использовать ее производство на общее благо Европы. Но постепенно начинали заявлять о себе практические трудности. Каким бы ни было правительство, население Рура явно должно было оставаться немецким. Если бы правительство было сформировано на международной основе, могли бы возникнуть постоянные трения с населением, которому фактически отказали в праве управления.

Однако, если предположить, что правительство будет немецким, как можно будет помешать ему воссоединиться с остальной Германией, если оно этого захочет, а ведь оно вполне может захотеть? Оставалась лишь идея создания международного органа по управлению промышленностью Рура в стране, управляемой немцами как часть Германии, – концепция, чреватая трудностями, особенно если такой орган будет работать на принципах Контрольного совета[65]. 22 октября 1946 года Бевин заявил, что британское правительство не может принять французское предложение о создании независимых государственных образований в Рейнской области и Руре, хотя он считал, что можно было бы договориться о том, чтобы оставить союзные войска в этих районах даже после того, как оккупация с остальной части Германии будет снята. В любом случае русским становилось все более очевидным, что, независимо от того, какое будет принято соглашение, их шансы на участие в нем невелики.

Несомненно, они решили, что их намеренно вводят в заблуждение. Поэтому, когда в Москве в марте 1947 года собрались министры иностранных дел, чтобы обсудить ситуацию в Германии, Молотов повторил свои претензии на репарации в размере $10 млрд и добавил к ним требование об отмене соглашений о слиянии двух зон. Взамен он лишь пообещал пересмотреть вопрос о создании центральной администрации. Предположительно, он считал, что британцы и американцы вряд ли дадут России то, чего она действительно добивалась, и он ничего не потеряет, если сразу назначит высокую цену. Американцы, возможно, были готовы рассмотреть возможность получения определенной суммы репараций из текущего производства в обмен на согласие на более высокий уровень промышленности; они не были готовы обменять ее на экономическое единство, уже предусмотренное Потсдамским соглашением[66]. Русские же в любом случае получали репарации с текущего производства своей оккупационной зоны и, похоже, никогда не обращали особого внимания на план «Уровень промышленности», самостоятельно решая, какие заводы демонтировать и вывезти, а какие оставить. Они, должно быть, считали, что на любые дополнительные материалы, которые они получат от возобновления поставок репараций с Запада, будут введены ограничения, которые, вероятно, окажут существенное влияние на их действия в их собственной зоне. Западные союзники, со своей стороны, были вынуждены пойти на создание Западной Германии как отдельного государственного образования и могли позволить себе отказаться от проекта только в обмен на гораздо более конкретные гарантии сотрудничества, чем готовы были предложить русские. Таким образом, Московская конференция зашла в тупик, и, когда осенью следующего года дискуссия возобновилась в Лондоне, оказалось, что никаких изменений в позициях сторон не произошло.

К тому времени русские также сделали роковой шаг, отказавшись сотрудничать в рамках плана Маршалла.

Заседания Контрольного совета продолжались до марта 1948 года. Время от времени его участникам удавалось согласовывать отдельные меры, особенно если они носили негативный антинацистский характер. Последней важной работой Совета была подготовка доклада для Московской конференции, но и это стало в основном изложением разногласий сторон. Не было никакого прогресса в согласовании принципов, а среди конкретных проектов оказалось невозможным согласовать общий план валютной реформы. Здесь главным камнем преткновения стал, казалось бы, простой вопрос о контроле над выпуском новой валюты; имея опыт с печатанием марок военного правительства, американцы не были готовы передать матрицы под контроль русских, которые, в свою очередь, не были готовы позволить независимому органу бесконтрольно действовать в своей зоне. Препятствием стало не только отсутствие доверия между союзниками, но и весь вопрос о центральных учреждениях для Германии, поскольку почти обязательной прелюдией к реформе являлся некий эмиссионный центральный банк, а такой банк вряд ли мог функционировать до тех пор, пока Германия оставалась разделенной на две или более независимые части, проводящие разный экономический курс. И если русские рассматривали денежную реформу как механизм социального переустройства, то западные союзники считали ее одним из способов восстановления довоенной стабильности. По мере улучшения условий на Западе эта неудача Совета становилась все более серьезной. Ибо, с одной стороны, для дальнейшего улучшения ситуации валютная реформа становилась все более необходимой; с другой стороны, было ясно, что самостоятельные действия лишь расширят разрыв между двумя половинами Германии. Отказ от движения в одном направлении делал все более неизбежным движение в другом.

«Грандиозное замораживание»

Во время войны нацистское правительство значительно увеличило государственный долг и денежное обращение, но, жестко ограничив цены и заработную плату, сдержало инфляцию, которую такое увеличение, естественно, породило бы (при отсутствии соответствующего роста производства). В результате деньги сохранили свою номинальную стоимость, но потеряли привычное назначение. Из своих стран оккупационные власти приехали с убеждением, что ценовая инфляция – это зло, которого