– Я имею в виду не всех нас, а только тебя, меня, Томаса и Гэбриела. Томас играет на бас-гитаре. Вдруг они с Гэбриелом поладят и устроят какой-нибудь джем-сейшен?

Я задумалась.

– Звучит заманчиво, но даже не знаю. Мне не особенно хочется с кем-то общаться, и я тогда так некрасиво повела себя с Гэбриелом. Я по-прежнему чувствую себя виноватой и не хочу обманывать его и снова разбивать ему сердце.

– Почему ты думаешь, что так будет?

– Ну, это наиболее вероятный сценарий, тебе так не кажется? Я до сих пор не забыла Дина и не уверена, что когда-нибудь забуду.

Мы сильнее качали девочек, и они тянули руки вверх.

– Может, стоит взглянуть на это иначе, – предложила Рэйчел. – Я могла бы пригласить его к нам и сказать, что ты еще не справилась с потерей и не забыла Дина, но хочешь провести время с друзьями. Он большой мальчик. Он все поймет, и он может сказать «нет», если хочет.

– Уверена, так и будет, – сказала я. – Инстинкт самосохранения возьмет верх, и он убежит куда подальше, вместо того чтобы вновь подвергать себя потрясениям, неизбежным при общении с эгоистичной бывшей.

– Ты не эгоистичная, – возразила Рэйчел. – Ты ему не изменяла. Вы расстались за несколько месяцев до того, как ты начала встречаться с Дином.

– А потом привела его на концерт Гэбриела и села прямо у него перед носом. На месте Гэбриела я бы меня возненавидела.

Маленькая Амелия начала визжать, поэтому мы остановили качели.

– Хотите поиграть в песочнице? – спросила Рэйчел, и девочки одобрительно запищали. Мы сняли их с качелей.

– Пожалуйста, не звони ему, – сказала я, пока мы катили пустые коляски к песочнице. – Мне и без того непросто. Меня сейчас не интересуют романтические отношения.

– При чем тут романтика? Он старый друг. А тебе нужно иногда общаться со взрослыми. На одних диснеевских мультиках твой мозг долго не протянет. Поверь мне, я знаю.

Я рассмеялась.

– Не соглашусь, но все же… обещай мне, что ты ничего не устроишь. Я просто хочу быть скорбящей вдовой. И все.

Рэйчел вздохнула.

– Ну ладно, будь по-твоему.

– Спасибо. Я это очень ценю.

Мы достали из сумок пакеты с ланчем и коробочки сока и позвали девочек перекусить.

В следующую среду, где-то через час после того, как я уложила Роуз, зазвонил телефон. Я стояла на коленях у кофейного столика, заполняя фотографиями альбом, но тут же вскочила на ноги и поспешила ответить на звонок, пока Роуз не проснулась.

– Алло?

– Привет, Оливия.

Я сразу узнала голос звонившего и несколько раз моргнула.

– Привет.

– Это Гэбриел. Надеюсь, я не помешал?

Я сделала паузу, медленно наматывая телефонный шнур на указательный палец.

– Нет, совсем нет. Роуз спит, а я просто. – я посмотрела на фотографии, разбросанные по всему полу в гостиной, – убираюсь.

Какое-то время он молчал. Я отодвинула стул от кухонного стола и села.

– Откуда у тебя мой номер? – спросила я.

– Я позвонил твоей маме, и она мне его дала. Надеюсь, ты не против?

– Конечно, нет. Все в порядке, – ответила я, вспомнив, что мама поддерживала с ним связь еще долгое время после того, как мы расстались.

– Как тебе фильм? – спросил он. – Ты посмотрела?

– «Лестница Иакова»? Да, посмотрела. Потрясающий. Неожиданный финал.

– Согласен, – сказал он. – Я такого не ожидал.

– Спасибо, что посоветовал.

– Всегда пожалуйста.

Он снова замолчал, я начала грызть ноготь на большом пальце.

– Я вот почему звоню, – наконец сказал он. – Не хочешь ли ты поужинать со мной на этой неделе? Может, в четверг или в пятницу?

Я не ответила сразу, и он добавил:

– Ничего такого. Просто как друзья.

– Ой… – От тревоги у меня скрутило живот. Это было ужасно. Он был таким хорошим человеком, и я не хотела его обидеть, но меня не интересовали отношения – даже платонические.

– Теперь мне стыдно, – сказал он. – Я поставил тебя в неловкое положение.

– Нет, что ты. Извини. Просто ты застал меня врасплох. Я отвыкла получать приглашения на ужин. В последнее время я живу очень замкнуто. Не очень заинтересована в социальной жизни.

Вновь повисло молчание. Было мучительно неловко.

– Понимаю, – сказал он, и я почувствовала укол вины.

– Только, пожалуйста, не думай, что я пытаюсь отмахнуться от тебя, Гэбриел. Дело не в этом. Просто.

– Да?

– Я живу очень скучной жизнью. Каждый вечер я купаю Роуз, читаю ей сказку и укладываю спать. Это мой мир, и я в нем живу. Мне нравится эта скука.

– А я что, слишком впечатляющий?

Я рассмеялась.

– Да, полагаю, можно и так сказать.

Тишина. Снова неловкость.

– Очень жаль, – сказал он.

– Прости.

– Нет-нет, не расстраивайся, – ответил он. – Я по голосу слышу, что ты расстроена. Все в порядке, честно. Я просто подумал, раз уж мы живем в одном районе и оба одиноки, мы могли бы пообедать вместе. Но я понимаю. Все нормально.

Я не знала, что сказать.

– Гэбриел…

– Все в порядке, Оливия. Не переживай, ладно? Все хорошо. Но если ты когда-нибудь передумаешь и просто захочешь выйти из квартиры, чтобы поесть, посмотреть фильм или еще что-нибудь, позвони мне, хорошо? Мы ведь друзья. Я оставлю тебе свой номер телефона.

– Хорошо. Подожди, возьму ручку.

Я нашла небольшой блокнот, записала его номер, поблагодарила за звонок и повесила трубку.

Какое-то время я сидела, глядя на магниты на дверце холодильника и на банку с мелками на столешнице. Пол в гостиной по-прежнему был усыпан фотографиями, и они не вставились бы в альбом сами по себе, так что я снова села на пол у журнального столика и продолжила свое дело.

Через полчаса я закончила. Я уже все убрала, но по-прежнему не могла перестать думать о разговоре с Гэбриелом. Мне было неприятно оттого, что я будто снова отвергла его, отказалась принять его поддержку, когда он, как добрый самаритянин, просто хотел быть моим другом.

Может быть, я сопротивлялась его дружбе, потому, что в глубине души все еще верила, что он хочет большего. Вот почему я взяла Дина с собой в кофейню в тот вечер, когда Гэбриел играл на саксофоне. Мне казалось, это единственный способ заставить его понять, что я двигаюсь дальше и ему стоит сделать то же самое. Нельзя же было, чтобы он ждал меня вечно. И тогда в Рождество, когда я была беременна и он пришел навестить меня, я с облегчением узнала, что он с кем-то встречается. Больше никакого давления. Наконец-то мне больше не нужно было чувствовать себя виноватой за то, что я разбила ему сердце.

Но вот мы