Шрифт:
Закладка:
— С удовольствием.
— Позвольте, я помогу вам.
Она ловко расшнуровала мой корсет, помогла снять платье и за пару мгновений облачила меня в кремовое шелковое облако. Наряд оказался широковат в талии, однако продавщица уверила меня, что подогнать его смогут уже к завтрашнему дню. Женщина тщательно зашнуровала корсет, показав мне, как красиво ложатся узкие ленты ирданского шелка, и отметила себе, что юбку тоже необходимо укоротить на два пальца. Я покрутилась перед зеркалом. У этого платья декольте оказалось более открытым и глубоким, чем я привыкла, однако теперь так носили, и, к тому же, театр… Лишь бы Дейва удар не хватил при виде моих прелестей.
— Оно прекрасно на вас смотрится, миледи, а мелочи мы устраним, — говорила продавщица, разглаживая ладонями шелк и глядя на меня снизу вверх. — Только вот… — Она запнулась.
— Что?
— Ваше украшение. — Женщина указала на морион. К этому платью он не подходил совершенно, тут я согласна; надо будет придумать ему цепочку подлиннее или вовсе повесить на браслет. — Оно будто не отсюда.
— Да, пожалуй, придется его куда-нибудь еще приспособить…
— Позволите? — Продавщица, зайдя ко мне за спину, коснулась цепочки, я кивнула, и она, не снимая, убрала морион назад, чтобы я оценила вид без украшения. — Вот так. Вы, насколько я понимаю, специалист по серьгам и ожерельям, и, думаю, сами подберете для себя прекрасный комплект. А вот с кружевными перчатками и шпильками для волос я вам помогу. Я много лет работаю в этом магазине и вижу, что вам подойдет. Вы мне доверяете? — она пытливо заглянула в глаза моему отражению.
— Да, конечно, — сказала я.
— Это хорошо, — улыбнулась женщина, взмахнула рукой, и на меня навалилась темнота.
Глава 19
Сознание возвращалось рывками. Мир проявлялся то звуками, то запахами; темнота не хотела меня отпускать. Что-то проскрежетало и стихло, потом я услышала стук капель и негромкие голоса. Запахло тиной, а после — сырыми камнями, только эти были неразговорчивые, мертвые. Старое дерево, табак, шерсть — запахи наслаивались друг на друга, как полоски разноцветного крема в пирожных Вивьен.
Вивьен. Дейв. Людвиг. Я помнила их. Они мои друзья. Кажется. Есть еще ком света и пуха. Нил, мой кот. А я сама…
— Усадите ее сюда. Вот так. И свяжите как следует.
— У нее руки связаны, этого хватит.
— Думаешь? Бойкая девка.
— Она только и умеет, что над камнями шептать. Что она нам сделает…
Понимание происходящего обрушилось на меня резко, как сосулька с крыши, и я стала соображать.
Последнее, что вспоминалось, — магазин готового платья и продавщица. Она чем-то меня ударила? Это магия? Я не чувствовала на себе магического воздействия, но это не означало, что его нет. Зато мои умения на месте, только, как справедливо заметил неизвестный, от них мало пользы. Не открывая глаз, я потянулась к артефактам вокруг. Откликнулся морион, что логично: пока я жива, его с меня никто не снимет. А вот как долго я буду жива? Неохота открывать глаза и интересоваться ответом на этот вопрос. Остальные волшебные вещи, если и присутствовали, то молчали. Хорошая защита. Просто так мне до них не добраться.
Кажется, случилось то, чего так долго ждал Людвиг: дело сдвинулось с мертвой точки.
Я прислушалась. Рядом хлопнула дверь, шаги и голоса удалялись. Я рискнула открыть глаза и тут же пожалела об этом: на меня пристально смотрел тип в маске, о чьем присутствии я даже не догадывалась, так тихо он вел себя до сих пор.
— Очнулась, — удовлетворенно произнес он. — Вот и хорошо. Быстрее начнем — быстрее закончим.
— Что начнем? — прошептала я. Голова кружилась, сильно тошнило. — Кто вы такой? Что вам нужно?
Он засмеялся; тканевая маска шевельнулась от дыхания. Она закрывала все лицо незнакомца, даже цвет глаз в прорезях не разглядеть. Какая жалость. С опознанием преступников дело не задалось.
— Так много вопросов, и я не уверен, что хочу отвечать. Сейчас с тобой поговорят, дамочка.
Он прошел к двери, приоткрыл ее и что-то негромко сказал, а потом вернулся в комнату.
— Будь моя воля, я бы тебя не в мягком кресле держал, а на полу, полностью связанной, — прошептал незнакомец, наклонившись надо мной. В речи его отчетливо звучал простонародный акцент. — И заговорила бы ты у меня быстро. Впрочем, если умная, и так заговоришь.
Только сейчас я обратила внимание, что действительно сижу в кресле. Грязное, с вылезающей через швы и раны набивкой, оно, тем не менее, мягко обнимало спину и плечи. Связанные руки лежали у меня на коленях, а больше я никаких веревок на себе не ощущала. И ноги свободны… Что это может значить?
Только одно. Похитители в себе уверены и знают, что я не сбегу. Вот тут можно начинать бояться.
Ожидание затягивалось, муть отступала, и я украдкой осмотрелась. Небольшая комната, освещенная парой магических светильников; сыро, похоже на подвал. Никаких окон. Кроме кресла, мебели нет. На мне — то платье, которое я мерила в «Кудеснице», юбка чем-то испачкана. Да, на премьеру в нем теперь не пойдешь…
Дверь открылась, и вошли двое — в широких темных балахонах и точно таких же, как у первого, тканевых масках, закрывающих все лицо. Не понять даже, мужчины или женщины; а когда прозвучал искаженный артефактом голос, я уверилась, что эти люди тщательно подготовились.
— Мисс Смит, — проговорил первый из вошедших (для простоты я решила считать их обоих мужчинами). — Мы взяли на себя смелость пригласить вас на беседу. Если она закончится удобно для нас, совсем скоро вы окажетесь дома.
Я молчала. Голова слишком сильно болела, чтобы хорошо соображать, однако и так было понятно: от линии поведения, которую я изберу сейчас, зависит, как пойдет разговор. Есть ли среди присутствующих в комнате тот, кто знает меня? Хоть немного? «Боги, если тут Линден, мне конец. Моему сердцу конец». А вот если нет… Отправив всем богам безмолвную мольбу, я глубоко вздохнула и зарыдала.
Этому трюку меня обучила Мелания, дочка герцога Аддисона. Рыженький лисенок, точная копия матери, она умела виртуозно манипулировать родителями, когда ей что-то действительно требовалось. «Мисс Смит, заплакать не так уж сложно, — поучала меня эта пигалица, когда мы после уроков валялись на газоне и читали вслух интересные книжки. — Просто представьте то, что огорчит вас больше всего на свете. Самое ужасное, что может случиться! И вы заплачете сами собой».
«А что представляешь
