Я откинула капюшон и улыбнулась старому другу.

— Приятное приглашение. Благодарю.

— Вам понравились розы? — Он помог мне снять плащ и усадил за стол. — Я знаю, что Линден принес вам кустовые, но вы любите эти цветы. Еще одна корзинка…

— Лишней не будет, — подхватила я. — И с кустовыми пока неясно, что делать. Двор тети Розалинды преступно мал.

— Ну, что вы хотели от центра… Я распоряжусь, и вам доставят глубокие горшки. Можете пересадить подарок туда. Если, конечно, вы не пожелаете закопать эти розы где-нибудь еще.

— Не сомневаюсь, что вы готовы прикопать того, на кого я укажу. Горшков будет вполне достаточно.

Людвиг усмехнулся.

Он не стал говорить о делах сразу. Мы поужинали, непринужденно болтая. Как в старые добрые времена, когда Отеро приезжал в дом герцога Аддисона на званые ужины для узкого круга, и меня приглашали тоже. Мы провели множество вечеров у камина, разговаривая о прочитанных книгах, путешествиях и людях. Сейчас к нам словно придвинулись те не столь уж далекие времена.

— Вы довольны открытием, Марика? Продажи пошли хорошо?

— Настолько хорошо, что я помышляю, кого бы из коллег ограбить под покровом ночи. Это не предложение! — я со смехом подняла ладони, пока Отеро не заявил, что немедленно занесет в «Лазурит» все сокровища Райстона. — Я справлюсь сама. Но успех первых дней еще предстоит развить. Да и статья… — Я невольно поморщилась. — Вивьен подговорила автора добавить перца. Мне кажется, остротой слов можно порезаться. Что думаете вы?

— С одной стороны, — Людвиг покатал в ладонях ножку хрустального бокала, и красное вино недовольно заплескалось внутри, — это в наших интересах. Статья взбудоражила общественность; хотя леди Галбрейт и не была постоянной посетительницей светских вечеринок, ее, все же, в городе хорошо знали. И повторное открытие магазина привлекло внимание, а уж явление инспекторов… В местном отделении ИМД назначена проверка. Не думаю, что это понравится Финч.

— Полагаю, совсем не понравится. А что скажете вы? У нее были определенные планы?

— Я не могу залезть к ней в голову. Она действовала в рамках своих обязанностей, но… Общество обсуждает происшествие, и во что выльется ситуация, неизвестно. С другой стороны, внимание оказалось слишком ярким. Мне до сих пор неясен способ, которым собираются действовать заговорщики, и я боюсь за вас.

— Людвиг…

— Нет, Марика, послушайте меня. Нет артефакта, который защитит от всего на свете, убережет вас от гибели или серьезного вреда. Если бы таковые существовали, королевская семья была бы ими увешана с головы до ног, а доля нераскрытых убийств в архивах полиции стала бы значительно меньше. Я сам вас втянул, — он поставил бокал и потер лицо, — а теперь думаю, верно ли поступил.

— Сомневаетесь в своей компетенции, лорд Отеро? — холодно усмехнулась я. Такой тон всегда действовал на Людвига отрезвляюще. — Вы, помнится, еще на заре нашего знакомства рассказывали мне, как профессионалу непозволительно поддаваться чувствам. И что же я слышу теперь?..

— Но это ведь вы.

Он двигался стремительно и плавно: встал, обошел стол и, буквально сдернув меня со стула, заставил подняться и сжал ладонями плечи.

— Это вы, — повторил Отеро, глядя на меня сверху вниз, а я замерла, как пугливый суслик, опасаясь двинуться, даже вздохнуть. — Вы знаете, что когда речь идет о вас, я не могу оставаться равнодушным. Марика…

— Вы не имеете права, — еле слышно произнесла я, — не имеете никакого права ставить под угрозу свою задачу из-за того, что… — тут пришлось остановиться. Я не могла произнести это вслух и никогда не произносила. Только Людвиг.

— Из-за того, что люблю вас.

Он был так близко. От него пахло кофе, лимоном и мятой; привычные запахи, ставшие за многие годы почти родными, успокаивали, но не кружили голову. Когда-то давно я задавала себе вопрос: отчего я, дурочка такая, не могу приказать своему глупому сердцу влюбиться в Людвига Отеро? Ответить взаимностью на его чувства, вспыхнувшие сразу и явно сжигавшие его изнутри. Это была бы жизнь, полная счастья. Когда-то мне казалось, что Людвиг меня просто жалеет, а потом я убедилась: его любовь, смешанная со жгучей страстью, чей отблеск я видела в его глазах, остается прежней. Может, даже растет. Мы очень мало и редко об этом говорили.

Сердцу нельзя приказывать — вот что мне стало ясно. Когда Людвиг впервые признался мне в своих чувствах, я отказала ему. Предложила и вовсе не видеться, чтобы он смог меня забыть и найти женщину, которая ответит ему взаимностью. Отеро сухо сообщил, что в выборе своем уверен. Он был рядом все эти годы, иногда пытая счастья, неизменно получая отказ и оставаясь на положении друга, который поддержит и выслушает. Я пыталась даже поссориться с ним, чтобы освободить его; он высмеял эти попытки. Мне было неловко держать его в плену несбыточных иллюзий, и я могла лишь предполагать, какие страсти кипят внутри у человека, повелевающего тьмой. Но Людвиг никогда не переступал черту. Никогда.

И вот теперь я встретила Дейва. Я еще не понимала, будет ли это мимолетным романом или же чем-то большим: слишком рано об этом говорить. Но впервые за долгие годы мое сердце встрепенулось, откликнулось, пробуждая интерес к мужчине. Я была глупенькой влюбчивой бабочкой в юности, а потом собственные поступки перемололи меня и, казалось, заморозили. Я все задавалась вопросом: имею ли я право… И даже закрадывалась в последний год коварная мысль, что стоит сдаться на милость Людвига, позволить ему любить себя, а он получит то, чего хочет.

Это было бы самым большим предательством по отношению к человеку, который сделал мне столько добра.

— Мой ответ остается прежним, — прошептала я.

Людвиг безнадежно кивнул, отпустил меня и вернулся на свое место; я села, чувствуя, что предательски дрожат колени. Краем глаза увидела, как успокаиваются тени в углах.

— Хорошо, — произнес Отеро спокойно, — однако ваш ответ не отменяет моего беспокойства. И вот что я подумал, Марика. Может, нам стоит заключить сделку?

— Разве той, что уже есть, недостаточно?

— Личную сделку между нами. Если все пройдет благополучно, дело завершится, виновные будут найдены… Вы останетесь в Райстоне?

— Пока слишком рано об этом говорить.

— Поэтому я и завел беседу сейчас. У меня есть возможность вернуть вас ко двору. Ваша семья, конечно… — он поджал губы. — Но их мнение не будет учитываться. Только мнение того, кто раскрыл заговор государственной важности. И той особы, что в этом помогла.

Я начала прозревать.

— Милорд, только не говорите, что все это время делали карьеру ради меня.

— Ради себя, разумеется, — усмехнулся он. Хризолит в его перстне блеснул, когда