Я мысленно себя обругала. Собиралась ведь выведать у Людвига что-нибудь полезное для Вивьен, да так и не сподобилась. Если Отеро заглянет сегодня вечером поговорить и обсудить происходившее здесь, нужно будет спросить его. И кстати, пора заняться делом.

— Вон те люди, — указала я Вивьен на стайку молодежи, поедающей корзиночки с заварным кремом, — насколько мне известно, принадлежат к верхушке местной аристократии. Юные отпрыски богатых семейств. Если ты невзначай заведешь с ними разговор и поинтересуешься, понравились ли им сладости — а им, как ты видишь, нравится! — то можешь заполучить себе новых клиентов.

— Прекрасная идея! — Вивьен по привычке попыталась взбить кудряшки, не преуспела, лишь слегка растрепав прическу, и решительно двинулась на штурм. Я видела, как она, подойдя к молодым людям, мгновенно преобразилась, из напористой и предприимчивой кондитерши превратившись словно в воздушное пирожное собственного приготовления. Все у нее будет в порядке.

Я же огляделась и принялась вспоминать, что это такое — быть хозяйкой приема. Пусть особого опыта у меня не имелось, но давным-давно меня этому обучали, да и на Люсинду Аддисон я насмотрелась. Здесь, конечно, не столь изысканная обстановка, как в герцогских владениях, и публика попроще, однако принципы всегда одни и те же: мило улыбайся, веди светские беседы, убедись, что гости более чем удовлетворены, и получай то, что нужно.

Мне были нужны сведения.

За час общения я не добыла ни грамма.

Вокруг мелькали лица, я улыбалась так, что скулы сводило, принимала поздравления и отвечала на вопросы. Особое внимание обращала на тех, кто представлялся знакомыми и друзьями леди Галбрейт; таких оказалось немало. Многие из них вскользь упоминали о том, что давно не виделись с тетушкой, ведь она отвечала отказом на все приглашения. Многие приносили мне соболезнования, и звучало это невероятно искренне. И все же Людвиг полагал: кто-то из них лжет, даже не один человек, а многие.

В какой-то момент я поняла, что не вижу одну из главных составляющих праздника — Зельду. Девушка отыскалась на кухне, дверь в которую я предусмотрительно прикрыла; Зельда сидела, сложив руки на коленях, и мрачно смотрела на шкаф с посудой. Тарелочки нервно вздрагивали.

— Ты здесь сидишь, потому что тебе надоели люди, или случилось что-то еще?

Девушка подняла на меня взгляд.

— Миледи, а теперь можно я пойду домой?

— После того, как ответишь на мой вопрос, — мягко произнесла я.

— Вы очень добры ко мне, — Зельда стиснула пальцы, сплетенные в замок, и на костяшках отчетливо проступила зелень. — И стараетесь сделать как лучше. Многие хвалили меня, это было приятно. Но другие… Они недоумевали. Вы знаете, что у эмоций есть запах? — вдруг спросила она. — У очень сильных, еле различимый.

— Нет, я не знала.

— Там, в зале, — на кивнула в сторону закрытой двери, из-за которой доносился веселый шум, — пахнет восторгом, интересом и… презрением.

— Презрением. И ты думаешь, что презирают тебя.

— А кого еще? Не вас же, миледи…

Я не могла ей все рассказать. Зельда — одна из подозреваемых Людвига, и ей особого доверия, как Линдену, он не выказывал. Необходимость изворачиваться так меня достала, что я сказала в сердцах:

— А тебе не все равно? За столько-то лет?

— Миледи…

— Нет, ты меня послушай. — Я скрестила руки на груди. Уж чем, чем, а подобным опытом я могла с ней поделиться. — Тебя может хоть весь свет презирать; вопрос в том, считаешь ли ты себя достойной этого презрения. Я когда-то считала.

У Зельды округлились глаза и приоткрылся рот.

— Но… но вы…

— Что? — усмехнулась я. — Кажусь такой правильной, безгрешной леди? Быть и казаться — не одно и то же, Зельда. У меня были все основания когда-то получить то, что заслужила, только вот с тобой история иная. Ты чуешь презрение людей, но на самом деле ощущаешь их собственные страхи. Люди боятся неизвестного, того, чего не понимают; им проще осудить, чем задуматься. Многим даже задумываться нечем. Все, что выбивается из картины привычного мира, кажется опасным, разрушительным. Разумеется, они не полагают, будто ты возьмешь палицу и пойдешь рушить их дома и пожирать их детей, однако для собственного спокойствия предпочитают держаться от тебя подальше. Их зефирная картина мира остается целой. И это не твоя вина. Твоя вина — прятать свой изумительный, искрящийся талант под одеялом сомнений и страхов. Выбрасывай его, пока не стало слишком поздно.

Помолчав, Зельда мрачно сказала:

— Вы так похожи на нее… На леди Галбрейт.

— Я и на тебя похожа. Больше, чем тебе кажется. А ты — на меня. Это одна из причин, почему ты здесь, и почему моя тетя когда-то выбрала тебя, хотя имела возможность работать с любым ювелиром Райстона. Подумай об этом и реши, что тебе делать.

Я развернулась и ушла обратно к гостям; Зельде мне больше было нечего сказать. Великая тьма, да я словно с собой разговаривала, и потому слова дались мне настолько легко. Хорошо бы самой себя услышать…

Ну, я ведь здесь.

Через некоторое время я заметила, что девушка вернулась в зал и даже общается с Грегом, улыбаясь. Уже большой шаг вперед.

Открытие шло своим чередом. Я опасалась, что, когда схлынет первая волна, у нас в магазине никого не останется; приятно было ошибиться. Первая волна и не думала никуда уходить, а за ней нетерпеливо влилась вторая. У витрин толпился народ, и через пару часов я решила, что пришло время для маленького представления.

Грег зычным голосом созвал посетителей; я встала у прилавка, оказавшись в перекрестье взглядов. С наибольшим восхищением смотрели на меня дети, которых заботливые родители выдвинули вперед, чтобы малышня смогла как следует все разглядеть. Я встретилась взглядом с мальчуганом лет пяти, сунувшим от восторга палец в рот, и отвела глаза. «Я сделаю это. Я смогу».

— Как вам известно, волшебство невидимо, — заговорила я, когда шум удалось немного унять. — Его лицезреют только те, кто непосредственно им занят. Но есть специальные способы, которые могут показать магию тем, кто ею не обладает или у него иной дар. Сейчас я вложу в этот кулон, — я подняла повыше заранее заготовленную вещицу, — защиту от сглаза. Это формула средней сложности, но они подробная, яркая и… надеюсь, вам понравится.

Все-таки я не мастер произносить речи: можно было бы придумать что-то поинтереснее «вам понравится». Малыш, стоявший передо мной, смущал меня, и я молила богов лишь об одном: только бы не ошибиться, только бы никого не задеть, только бы…

Я