— Что-то придумал?

— Ага.

Нарисовал вдоль границы треугольники, которые острием смотрели от меня. Сквозь их середины проходил контур. Я принялся стирать его.

— Ничего не… — произнесла Надя, но осеклась, когда я закончил.

Она внимательно осмотрела кабинет, ее взгляд обошел меня стороной. Рухнула на кресло и пододвинула к себе книгу про чертей. Надя вела себя, будто меня здесь не было. Даже мое исчезновение не удивило ее. Казалось, ее память переписали: будто секунду назад она и не говорила со мной вовсе.

По спине пробежал холодок. Что еще я мог купить у мира? А были ли границы для «услуг» Вселенной? Что если…

Я одернул себя. Не время думать о всяких ужасах.

Повернулся к отражению и моргнул, не верил своим глазам.

Оно меркло, блекло и таяло. Темно-синяя толстовка потеряла цвет, а жирные пятна растворились в сером море. Черные волосы стремительно седели, а на голубые глаза наползала мутная пелена. Сквозь меня показались очертания стола и Нади.

«Пора!»

Я стер часть круга и завалился на колени. Тело со всех сторон сдавили тиски, кости внутри болезненно захрустели.

— Ух тыж, — вскрикнула Надя. — Ты вернулся? Так быстро?

— Я, — простонал я, — никуда… не… уходил!

Теплый взгляд коснулся головы, объял приятным вниманием. Боль отступила.

— Не смотри!

— Извини! — спешно метнула она глаза в сторону. — Так что? Был в том доме?

— Нет. Я не выходил из кабинета.

— Оу… — только и ответила Надя.

Я повернулся к зеркалу, к своему призрачному отражению. Забавно. После возвращения в Лягушево именно призрачное отражение встретило меня. Наружу проступали сомнения: а не оно ли настоящее? Возможно, всю жизнь мое существование висело на волоске по милости этой женщины. И только Надя восстанавливала его.

Наши с отражением пятерни сомкнулись. Со стороны жест выглядел как неловкое «дай пять».

— Ты прям как старик из того мема, — фыркнула Надя.

— Без понятия, о чем ты.

— Ты не видел? В одной поликлинике в конце коридора стояло зеркало. И один из… эм… постояльцев? В общем, старик. Он подумал, что зеркало и есть коридор, и попытался пройти.

— Ближе к делу, — раздраженно поторопил я.

— Он спутал свое отражение с настоящим человеком и начал с ним спорить, пытаться пропустить. Но когда оно, очевидно, повторило за ним, старик попробовал протиснуться и ничего не вышло. И… Ну и пошел ты, зазнайка. Я рассказываю ему мем, а на твоем лице ни намека на улыбку!

— Не вижу ничего смешного в чужих страданиях.

— Ты просто зануда, — отмахнулась она.

Я не спорил. Вдавил ладонь, и отражение отступило, пальцы провалились в зеркало. Вскоре рука утонула в нем по локоть.

Из-за спины Надя промямлила:

— Больше никогда не засну с ним в одной комнате…

Я прислонил вторую ладонь, погружение ускорилось. Казалось, чем больше «меня» проваливалось в Зазеркалье, тем охотнее оно принимало оставшуюся часть. Когда я протиснул сквозь вязкую толщу лицо, окружающие звуки стихли. Ветер, что шелестел листвой за окном, дыхание Нади, шуршание ее одежды, поскрипывания старой мебели и техники в поместье. Я словно оглох. Смолкло даже сердце в груди.

Нащупав под собой опору, протянул внутрь ноги. Надо мной будто лопнул огромный пузырь, а за ним одной волной нахлынули приглушенные звуки.

— … Ничего себе, — прозвучал голос Нади, как сквозь тонкое стекло.

Я открыл глаза. Передо мной развернулся прежний кабинет этой женщины. Сестра сидела за столом и с широко раскрытыми глазами смотрела на меня, на зеркало за моей спиной. Ее взгляд проходил насквозь. Похоже, она не видела меня.

Осмотревшись, я понял, что кабинет все же отличался от настоящего. Первой внимание привлекла огромная дыра вместо потолка. В ней виднелись куски спален на втором этаже: обломки полов и стен, висящие в воздухе части мебели. Застывшие в темноте, они напоминали резкие мазки кисти безумного художника. В чьей-то комнате часть пурпурного одеяла прерывалась белой наволочкой, из низа комода в бок рос деревянный стул, потолка не виднелось ни в одной из спален. Лишь чернота. Бесконечная тьма, что не предвещала ничего хорошего.

Сам кабинет тоже выделялся. На книжных полках цветные папки были плоскими, в них не ощущалось никакого объема. Даже Надя скорее походила на достоверную картину, нежели на живого человека. Ради интереса я обошел ее. Затылок сестры, всю спину и джинсы покрывала мутная пелена: ни складок на черной водолазке, ни потертостей на джинсах, ни отдельных волос — только русое полотно. По бокам вниз полз толстый черный шов. Он начинался на макушке и соединял мутную часть с… детальной.

«Спина отражается в стекле, — пришла мысль. — Поэтому ей недостает мелочей. Само отражение слишком размытое».

Я взял с полки красную папку. Она оказалась полой внутри. Лишь обложка отразилась в Зазеркалье.

«Нельзя тратить время», — вернул отражение папки на полку и вышел из кабинета.

Проскользнул через коридор в гостиную и направился в прихожую. Любопытство подбивало: подняться на второй этаж. Поэтому я быстро заглянул к лестнице и… не нашел ее. Когда Надя спускала зеркало, оно смотрело вверх — потолок отразился полосой древесины на черном полотне. Но я переступил порог. Уже хоть что-то. Притащу сюда зеркало после возвращения. Я не видел свою комнату два года, захотелось взглянуть, что эта женщина сделала с ней. Но потом. Сначала разведка.

На выходе меня встретило отражение каменной дорожки над кромешной тьмой. Оно выглядело, как канат над пропастью. Только хуже. Намного хуже — в случае с канатом я бы видел, куда упаду.

Помотав головой, пошел по нему вперед. Нельзя медлить.

Я выбрал утро не случайно. В это время большинство просыпалось после ночного сна и готовились к рабочему дню. Члены секты, напротив, были отрезаны от общества. Значит, их режимы сбиты, и они все еще дремлют. Мысль беспочвенна. Но кроме нее полагаться не на что.

— Спокойно, Тео, — приободрил я себя.

Руки без конца дрожали, а по спине стекал пот, как после марафона. Меня окружала чернота. Ни солнца, ни неба, ни горизонта. Я слышал свое дыхание, слышал, как бешено стучало сердце. Но звуки были глухими. У меня заложило уши, будто после погружения глубоко под воду. Кожи не касался прохладный осенний ветер, запахов не было. Вообще ничего. Кроме одинокой дорожки, что уходила вдаль, и меня, идущего по ней.

Вскоре словно из ниоткуда возникли обломки домов и