Луиза Вернер на своем острове уровняла всех носителей в правах, но были ли они равны на самом деле? Если созданный мной придумок живет только для того, чтобы исполнить цель, которую я вложил в него, то можем ли мы быть с ним равными носителями сознания? Нет. Я — человек, и у меня есть свобода выбора. У придумка нет свободы выбора, он должен исполнить свое предназначение, и не может от этого отказаться. Или может? Может ли сознание, которое было создано искусственно, силой моей фантазии, выбрать другой путь, не тот, который я заложил в него?

Даниэль Аллен, когда мы познакомились на его корабле, говорил, что каждый из его лакеев-придумков вправе отказаться от своей работы и сделать выбор в пользу любой другой деятельности в другой субреальности. В этом случае он был готов незамедлительно высадить своего работника на берегу, никак не препятствуя его выбору. Может быть, он лгал, но важно было другое. Мог ли созданный его разумом лакей, в которого в качестве смысла жизни было заложено служение своему господину, изменить этот смысл самостоятельно? Мог ли придумок принять какое-либо решение, которое противоречит воле его создателя? Если мог, то, выходит, ни один творец в полной мере не мог считаться хозяином его же собственных фантазий? Нет, это маловероятно, скорее всего, любой придумок будет следовать плану, заложенному в него создателем, и если даже проявит какую-то хитрость или смекалку, то только с целью выполнить план. Придумок не может сказать своему создателю «нет».

А как же Лиза? Та Лиза, которую мы вытащили из камеры пыток Аллена, не хотела умирать от рук маньяка. Она отчаянно боролась за свою жизнь так, как могла, хоть и была бессильна перед неминуемым концом, пока я не вмешался в это. Если она была создана Алленом для того, чтобы умереть в его пыточной и доставить ему этим удовольствие, то она уж точно сказала своему создателю «нет»! Значит, я ошибался?

Нет, ошибки здесь нет. Даниэль сделал ее «планом» выживание, борьбу за жизнь, и Лиза следовала этому плану, не зная, что настоящая цель маньяка в том, чтобы ему помешать. Созданная фантазией Аллена воля Лизы толкала ее к жизни, но садист создал эту волю только для того, чтобы сломать ее. Если бы не вмешательство другого реала в моем лице, Лиза была бы мертва, как и было задумано. Придумок обязан исполнить замысел своего творца, его судьба предрешена, любой выбор иллюзорен, и только другой творец может изменить это. Если же Лизу создал не Даниэль Аллен, а каким-то неосознанным способом сотворил я, то ее многочисленные спасения легко объяснить. Копия моей настоящей дочери из объективной реальности не погибнет, никак и ни при каких обстоятельствах, пока я жив. Мое сознание будет оберегать ее, изменяя субреальность явно или косвенно, даже если для этого мне придется повернуть время вспять! Да, я не знал, каким образом мне это удалось, но наверняка именно я вернул прошлое, чтобы предотвратить катастрофу. Все, что возможно представить в моем сознании, возможно и реализовать в нейронете.

Я услышал какой-то едва различимый звук. Словно звук медленно разрываемого листа бумаги, только намного мягче и тише. Осмотревшись по сторонам, я не увидел ничего нового, никакого источника звука. Что это могло быть? И снова он, вот, опять! Откуда-то слева! Я повернул голову. В воздухе парило кольцо из проволоки с прикрепленной к нему куколкой, которая начала вылупляться. Маленькая бабочка пыталась разорвать куколку и расправить свои неокрепшие крылья. Звук, который привлек мое внимание, издавала она. Когда я создавал гусеницу, я не представлял срок, за который она должна превратиться в бабочку. По-видимому, искусственный интеллект нейронета заполнил этот пробел в ее плане жизни, и она была готова исполнить свое предназначение уже сейчас. Я понаблюдал за тем, как оживший плод моего воображения выбрался на свободу, взмахнул крыльями и улетел вверх, медленно исчезая в воздухе. Почему она исчезла? Я даже не успел толком рассмотреть мою бабочку, как она полностью растворилась в воздухе, оставив на память лишь свой высохший домик на проволочном кольце.

Ну конечно! Я создавал гусеницу, которая должна была стать бабочкой! Выполнив эту цель, гусеница перестала существовать, ведь я ничего не думал о том, что будет с бабочкой потом, после того, как куколка вылупится. Эксперимент можно было считать удачным. Когда придумок завершает заложенную в него творцом миссию, его жизнь заканчивается.

И тут меня осенило.

Гусеница, которая бесконечно ползает по кругу. Разве я сам сейчас не делал то же самое?

Ее тюрьмой был кусок проволоки, который она никак не могла покинуть, потому что я соединил его концы и вынудил ее бесконечно двигаться по кругу. Создатель этой субреальности точно так же «соединил концы» пространства, вынудив меня снова и снова ходить по кругу.

И она покинула это кольцо. Как? Улетела, превратившись в бабочку. И я тоже могу покинуть этот мир!

Я ведь читал об этом раньше. Проволока — одномерное пространство, прямая, по которой можно двигаться либо в одну, либо в другую сторону. Я скрутил проволоку в кольцо, потому что мое пространство трехмерно, но для одномерного существа это создало тюрьму без выхода. Если бы это была не проволока, а, скажем, полоса бумаги, то я бы мог скрутить из нее петлю Мебиуса, превратив эту полосу в поверхность, которую гусеница тоже никогда не смогла бы покинуть, сколь угодно долго перемещаясь в двух измерениях, но не имея возможности воспользоваться третьим.

А потом гусеница изменила свое тело, и оно стало пригодно для перемещения в трехмерном пространстве. И она сразу же беспрепятственно покинула мою ловушку! Достаточно было обрести способность перемещаться в трех измерениях.

Мир, в котором я нахожусь, был точно такой же петлей Мебиуса. Если двумерный лист бумаги можно было скрутить в петлю через третье измерение, то что мешало при помощи четвертого измерения скрутить в петлю пространство трехмерное? Я представил это достаточно хорошо: четырехмерный мир, в котором привычное моему разуму пространство свернуто в безвыходную петлю. Я сразу же увидел его строение собственными глазами. Увидел все его устройство со стороны, словно я не принадлежал этому миру. А ведь я действительно не принадлежал ему. В объективной реальности я всегда был ограничен: ограничен возможностями своего тела, ограничен трехмерным пространством, ограничен материальными преградами, своими привычками и привязанностями, и много чем еще. Мое сознание слишком привыкло к этим ограничениям, но здесь я не был ограничен ничем, кроме собственной фантазии.

А фантазия не имеет границ!

Я стоял на краю собственного сознания, наблюдая мир, созданный сознанием какого-то другого человека, который задолго до меня смог представить четырехмерное пространство и воссоздать его здесь, в мире вседозволенности воображения. Теперь я восхищался миром, который ненавидел минуту назад, а ведь это лишь малая часть того, на что способна фантазия! Как бы ни был опасен нейронет для человечества, только он мог раскрыть возможности воображения в полной мере! Мне даже стало немного жаль за то, что я собираюсь его уничтожить.

Я перешагнул через край…

Глава 18. Голос.

Мозг на удивление быстро привык к новой картине четырехмерного мира. Я вырвался из петли Мебиуса и увидел, что кроме меня в этом замкнутом мире находится множество других пользователей, которые никогда не встретятся друг с другом, пока не воспользуются четвертым измерением. Их трехмерные камеры-петли были словно страницами в огромной четырехмерной книге. Хотел бы я увидеть ее автора! Но куда важнее для меня сейчас найти и увидеть Хитрого Фила.

Я перенес себя на границу четырехмерной субреальности и осмотрел ее еще раз на прощанье. Интересно, если я сейчас перемещусь в соседний мир Улья, я сохраню