Кажется, подействовало. Я не встаю, а цепляюсь за его штанину:

– Прошу тебя, заклинаю, это же твоя жена, ты давал ей клятву, ты говорил, что будешь заботиться о ней, я свидетель, Володенька, прошу…

Я начинаю умолять, как религиозные фанатики молятся своим божествам, я вхожу в раж и почти сама в это верю. И вижу, как ему нравится, как расправляются его плечи, как самодовольная улыбка появляется на лице. И сейчас это лицо кажется мне невыразимо уродливым.

Он скрежещет зубами, переминается с ноги на ногу и наконец говорит:

– Хорошо! Ладно!

Я замираю:

– Правда? Ты отвезёшь её в больницу? Правда, родной?!

– Ладно, – кивает он, – скажи мне, что нужно, я съезжу в аптеку и всё куплю. Будешь делать операцию. Ты. Тут, дома.

– Что?!

Часть 3

Глава 14

– Что? Что ты говоришь? – Глеб выглянул из ванной в прихожую. – Я не слышу, иди сюда, мы купаемся.

Кира переоделась и зашла в ванную уже в домашних штанах и тапочках.

Лялька обожала купаться и могла сидеть в ванной часами – плескаться с любимыми игрушками.

– Ну, что, рыжик, как дела? – Кира мыла руки. – Слушалась дедулю?

– Ага, – не раздумывая, кивнула дочь.

Кира посмотрела на Глеба.

– Ну почти, – он кивнул в точности так же, как Алика, – так что ты говорила?

– А, слушай, – она вспомнила и снова заговорила быстро, – я сегодня ехала в метро, и рядом две студентки болтали.

– Откуда знаешь, что студентки? – удивился Глеб.

Она отмахнулась:

– Сессионные допуски вперемешку со сплетнями. Так вот… У них в универе девушка пропала.

Глеб сразу насторожился:

– А в каком универе? И что значит пропала? Ты с ними пообщалась?

Кира на него внимательно посмотрела:

– По порядку, да?

– Давай.

– Сначала я слушала внимательно, потом сказала, что у меня в университете тоже пропала девушка, мы разговорились, ну, и дальше они выложили всё, что знали. Их пропавшая барышня внезапно сбежала с ухажёром в другую страну или что-то в этом роде, вроде не бог весть что, но дело всё равно завели. – Она повернулась к дочке: – Как лягушечка делает, а, Ляля? Ква-ква-ква! – тёплой резиновой игрушкой дотронулась до крошечного носика.

– Ква! – Девочка плеснула по воде рукой, и брызги веером разлетелись и на Глеба, и на Киру.

– Ква-ква! – подхватила Кира, плеснув в ответ.

– А что за заведение, как зовут девушку? И сама ты что по этому поводу думаешь? – Глеб встал, отряхиваясь.

– Если честно, я понятия не имею. – Кира ответила нарочито беспечно. – Думаю, что ерунда это всё, мало ли совпадений? Да и не совпадение это вовсе. Просто какая-то молодая девчонка сбежала куда-то с кем-то… Ничего конкретного. Технологический институт, факультет физической химии. А имя девушки не знаю.

– Скорее всего, ты права, ерунда, конечно, но проверить стоит. С именем было бы легче, но факультет – это уже много! Ладно, давайте-ка домывайтесь и укладывайтесь спать, а потом, – он посмотрел на малышку, – мама будет ужинать.

– Я не голодная, – отмахнулась Кира.

– Без разговоров. Когда тебе к врачу?

– На следующей неделе. Спрошу, может быть, мне можно уже уменьшить дозировку. – Кира поставила Ляльку на стиральную машину и обернула её полотенцем.

В первый год исчезновения матери Кира почти совсем перестала есть и похудела настолько, что Глеб едва ли не силой повёл её к врачу. Гастроэнтеролог направила к психологу, психолог – к психиатру, сказав, что с такой глубокой депрессией лучше справляться медикаментозно.

Вот они и справлялись, заодно пытаясь выправить режим питания.

Кира очень повзрослела за эти мучительные три года и перестала походить на ту смешливую и немного наивную девушку, какой её узнал Глеб.

Сейчас и выглядела она совсем иначе – короткая, почти мальчишеская стрижка и очки. Из-за худобы казалась ещё выше, взгляд был прямой, а смех стал редкостью и приятной неожиданностью как для Глеба, так и для самой Киры. Она часто улыбалась, только разговаривая с дочкой, но больше автоматически и, скорее, потому, что так нужно, а не потому, что весело.

За эти три года она успела похоронить и бабушку, и дедушку, живущих во Владивостоке: они не смогли пережить исчезновение дочери и умерли с разницей в семь месяцев. Из родных у неё остались только Глеб и Алика.

Теперь она водила машину, училась на заочном, подрабатывала барменшей и приучала Ляльку к детскому саду. От юной девочки ничего не осталось, вместо неё появилась молодая женщина, которая много чего пережила и мало чего боялась. Она стала похожа на Елену: отрывистыми движениями, поворотом головы и силой духа.

Уже вечером, когда внучка угомонилась, а Кира наскоро поужинала, Глеб сказал ей, задумчиво отрываясь от окна:

– Знаешь, я подумал, мы с тобой почти больше ни о чём не разговариваем. Совсем.

Она сполоснула тарелку и поставила её в посудомойку.

– А о чём ещё говорить?

Так или иначе, все их разговоры сводились к тому, есть ли продвижение в расследовании, есть ли новые факты, есть ли новые зацепки, люди, похожие случаи и теории… Есть ли, есть ли, есть ли…

– Не знаю, – он пожал плечами, – может, хоть о том, что осень в этом году тёплая. Или… давай в эти выходные возьмём Ляльку и сходим в парк, пошуршим осенними листьями.

Кира посмотрела на него недоумевающим взглядом и сказала почти зло, растягивая слова:

– Чего? По-шуршим? В субботу у Ляльки эта дурацкая школа раннего развития, да и мне нужно к сессии готовиться.

– Ну… да… – Глеб грустно кивнул. – Ладно, пошли спать. Ты завтра на работу?

– Да.

Их жизнь вывернулась наизнанку. С того самого дня, когда Кира позвонила Глебу в слезах, сообщив, что мамы уже два дня нет ни дома, ни на работе. И вообще нигде.

Теперь эта изнанка загрубела и стала заскорузлой и шершавой, как старая мозоль.

Кира ушла спать в комнату к Ляльке, а Глеб ещё долго сидел на широком подоконнике, вспоминая, как они сидели тут, болтали, смеялись… с Еленой.

Елена. Меня зовут Елена Васильевна Киселёва, я врач-онколог, хирург. Мысль, пронзительная и светлая, озарила меня изнутри.

Абсурд! Какая может быть операция в домашних условиях?!

– Это невозможно! – Я говорю резко. – Нужен анестезиолог, инструменты, стерильность, наркоз! Нужны внутривенные вливания! И аппендицит – это только версия, может, это гинекология, может, гастроэнтерология… так нельзя, гм… Владимир…

Я едва не назвала его тем именем, как когда-то давно, когда он был сыном моей пациентки.

Несколько раз я думала о том, была ли та, другая, ему настоящей матерью? Или такой же пленницей, как я, поверившей в то, что она сумасшедшая