— Да! Перед тем, что я увидел в Камне Шелиэт, я ребенок — притом ребенок напуганный. Призови то Существо, которое в Камне. Могу я попросить тебя об этом, друг мой?

— Нет, — сказал высокий Учитель, насупившись и отвернувшись от старшего коллеги. Потом, широко простерев руки в величественном жесте, предписанном правилами его искусства Призываний, он поднял голову и начал громко и четко выговаривать слоги заклинания. И когда он их произносил, внутри Камня начал разгораться некий свет, а в комнате темнело. Начали сгущаться какие-то тени. Когда тени стали совсем черными, а Камень — очень ярким, Учитель свел вместе свои ладони, поднял кристалл к глазам и заглянул в его сияющую глубину.

Некоторое время он молчал, а потом сказал:

— Я вижу Фонтаны Шелиэта… Заводи, бассейны, водопады, завесы из серебряных капель перед входом в гроты, папоротник и мох, растущий по берегам, рябь на песке, взмывающие вверх струи воды, их падение вниз, источники, бьющие ключом из глубин земли, тайну и очарование истоков, родники… — Тут он снова замолчал и какое-то время постоял так; его лицо побелело, как серебро, под лучами Камня. Потом он что-то крикнул — громко и нечленораздельно, потом выронил кристалл, который сильно ударился о его колени, и спрятал лицо в ладонях.

Тени сразу пропали. Летнее солнце снова просочилось сквозь окно в захламленную комнату. Огромный самоцвет, невредимый, лежал под столом в пыли и мусоре.

Учитель Призываний, как слепой, вытянул перед собой руки и, как дитя, ухватился за руку своего друга. Он глубоко вздохнул. Наконец поднялся, слегка оперся об Учителя Превращений и сказал трясущимися губами, пытаясь изобразить некое подобие улыбки:

— Знаешь, подбодрить тебя в свой черед я, пожалуй, не смогу.

— Что ты видел, Торион?

— Фонтаны. А потом увидел, как они начали никнуть, как ручьи и потоки пересохли, а края родников сомкнулись. Но перед этим я успел заглянуть под землю. Там все было черно и сухо. Ты увидел море, каким оно было до Творения. Но я… я увидел то, что будет после… Я видел, как будет выглядеть мир, когда он станет Небывшим. — Он облизал губы. — Хотел бы я, чтоб сейчас здесь оказался Верховный Маг, — сказал он.

— Я бы хотел, чтобы мы сейчас были с ним.

— Где? Мы же не знаем, где он. И нам теперь нечем искать его. — Учитель Призываний глянул вверх, в окно, сквозь которое было видно синее безмятежное небо. — Никакое послание не сможет прийти к нему, никакое призывание не достигнет его. Он находится там, где ты видел пустынное море. Он сейчас там и направляется в страну, где иссохли все источники. Он там, где наше искусство бесполезно… Однако, может быть, все еще существуют некие чары и заклятия, которые могут достичь его, — те, что изложены в Палнском Учении.

— Но те чары предназначены для того, чтобы призывать мертвых в мир живых.

— Но некоторые из них призывают живых в мир мертвых.

— Уж не думаешь ли ты, что он мертв?

— Я считаю, что он идет к смерти, что его притягивает к ней. И нас тоже. Наша сила покинула нас, как и наши знания, надежды и удачи. Наши истоки иссохли.

Учитель Превращений некоторое время с тревогой вглядывался в его лицо.

— Не пытайся отыскать его, Торион, — сказал он наконец. — Он знал, что следует искать, знал задолго до того, как мы догадались. Для него весь мир, как этот Камень Шелиэт: он смотрит в него и видит, что было, что есть и что должно быть… Мы ничем не сумеем помочь ему. Великие заклятия становятся слишком опасными, и из всех самое опасное — то Учение, которое ты упомянул. Мы должны, как он просил, быть твердыми и следить за стенами Рока и помнить Имена.

— Я помню, — сказал Учитель Призываний. — Но мне нужно пойти к себе и обдумать все это.

И он покинул комнату в башне, двигаясь чуть скованно и высоко держа свою благородную, темную голову.

Утром Учитель Превращений направился разыскивать его. Войдя в комнату Учителя Призываний, после того как некоторое время тщетно стучал в дверь, он нашел его простертым в неудобной позе на каменном полу, словно опрокинутым навзничь каким-то тяжелым ударом. Руки его, широко раскинутые в жесте, характерном для Призываний, были холодны, а широко открытые глаза не видели ничего. Хотя Учитель Превращений, встав перед ним на колени, звал его со всей властью, данной магу, трижды подряд называя его Торионом и его истинным именем, тот лежал неподвижно и не откликался. Он не был мертв, но жизни в нем сохранилось лишь на столько, сколько хватало для редких ударов сердца да еле уловимого дыхания. Учитель Превращений взял в свои руки его ладони и, сжимая их, тихонько прошептал:

— Ох, Торион, ведь это я заставил тебя смотреть в Камень. Это моя вина!

Потом, поднявшись, он поспешно покинул комнату и побежал по коридорам Дома, громко крича всем, кто ему встречался, и Учителям, и ученикам:

— Враг проник к нам! Он среди нас! Он проник на Рок, несмотря на всю защиту! Он нанес нам удар! Поразил прямо в сердце!

Хотя это был добрый и мягкий человек, теперь он выглядел как одержимый, так что те, кто его видел, пугались.

— Позаботьтесь об Учителе Призываний! — говорил он. — Хотя кто сможет теперь призвать назад его дух, если сам Учитель этого искусства уходит от нас?

Послали за Учителем Целения. Он приказал уложить Ториона, Учителя Призываний, в постель, и тепло укрыть его; но не стал заваривать травы и составлять целебные зелья; не пел наговоры, которые помогали хворому телу или возмущенному духу. С ним был один из его учеников, всего лишь мальчик, который не стал еще колдуном, но подающий большие надежды в искусстве целения. Этот мальчик спросил:

— Учитель, неужели ему ничем нельзя помочь?

— По эту сторону стены — нет, — сказал Учитель Целения. Затем, вспомнив, с кем говорит, он продолжал: — Он не болен, мальчик; но если даже и есть в его теле лихорадка или немочь, я не знаю, может ли что-либо исцелить его. Последнее время мне кажется, что мои травы утратили вкус и остроту, и хотя я могу произносить слова наговоров и заклинаний, но в них не осталось никакой полезной силы.