– О-о!

Скарлет вскинула голову и посмотрела на бабулю – все ли с ней в порядке? Эсме глядела на окно, малышка повернулась и увидела свою мать, стоящую у двери. Вскочив на ноги, девочка бросилась ей навстречу.

– Ты пришла, – сказала Эсме, откинувшись на спинку стула.

– Ты пришла! – взвизгнула Скарлет.

– Разумеется, – ответила Руби с раздражением в голосе и холодом в глазах. – Почему бы нет?

Мама вовсе не выглядела довольной, но она была тут, и Скарлет было достаточно и этого. Затвердевшая ложь на вершине башни из профитролей и карамели рассыпалась в прах.

– Мы ждали тебя, мама, – сказала Скарлет. – Мы ничего не делали без тебя. – Она крепко обняла бедра своей матери.

– Дай мне поставить эти пакеты. – Руби подошла к столу, поставила на него покупки, но, освободившись от них, не подняла свою дочь.

– Ага! – Ее взгляд упал на коробку. – Ага! Ларец утех.

Она быстро опустилась на корточки, и ее юбка разошлась по полу, как парашют. Быстро отодрав самый верхний слой клейкой ленты, женщина откинула клапаны коробки и начала разворачивать елочные украшения, складывая их между складками своей шелковой юбки. Скарлет глядела на нее, желая обрести способность растягивать время и хранить в памяти каждое мгновение, чтобы беречь его, словно сухарь в голодное время, дабы грызть его по вечерам.

– В этом году фею на верхушку елки водрузишь ты, – сказала Руби, отдав своей дочери маленькую фигурку из фарфора и кружев.

– Правда? – Скарлет взяла фигурку осторожно, словно новорожденного котенка. – Мне правда можно сделать это самой?

– О да, – подтвердила Эсме. – Ты уже достаточно ждала. Кажется, твоей матери было восемь лет, когда я впервые поручила ей водрузить фею.

Девочка улыбнулась. Она уже целую вечность ждала, когда ей поручат это дело. Фея появилась в их семье, еще когда бабушка была маленькой, и Скарлет давно мечтала о том, чтобы на Рождество водружение этой фигурки на верхушку елки поручили именно ей.

Весь следующий час три поколения женщин семейства Торн наряжали елку. Скарлет вешала на ветки серебристые украшения и, глядя на них, думала о серебряной луне Навечья. Гадала, увидит ли она ночью своих сестер. Недавно Беа научила Скарлет являться в Навечье по желанию, настроив себя на появление там после того, как она заснет, вместо того чтобы просто надеяться, что ее перенесут туда сны.

Эсме надевала на ветки гирлянду с мигающими лампочками, а Руби осторожно нацепляла на хвою елочные игрушки, собранные за много лет: маленькую викторианскую игрушечную лошадку-качалку, расписных русских матрешек, дюжину миниатюрных звездочек, деревянные фигурки зверушек – совы, оленя, лисы, зайца. Когда каждый блестящий шар, игрушка и колокольчик оказались на своих местах, Эсме развернула салфетку и достала из нее фигурку феи.

– Пора, – сказала бабушка, положив фею на открытые ладони своей внучки.

Скарлет держала на ладонях фигурку, которая фарфоровыми глазами смотрела на елку, словно предчувствуя, что скоро она вознесется на самый ее верх.

– Как мне ее водрузить?

– Встань на стол, – посоветовала Руби. – Оттуда ты сможешь дотянуться до верха.

Девчушка замялась, колеблясь.

– У тебя все получится, солнышко, – сказала Эсме. – Ты сможешь.

– Конечно, сможешь, – подтвердила ее мать. – Не будь такой трусишкой.

– Давай. – Бабушка подошла к ней. – Я тебе помогу.

Залезши на стол, Скарлет вытянулась и водрузила фею на одну из верхних веток.

– Нет, не туда, а на верхушку, – велела Руби. – Давай, ты не упадешь.

Скарлет встала на цыпочки.

– Подержи меня.

– Я держу тебя.

Она вытянулась опять, кончики ее пальцев коснулись верхушки елки и вознесли маленькую фарфоровую фигурку на самый верх.

– Молодец! – Ее мать захлопала в ладоши. – Я же тебе говорила…

Фея упала, и три пары глаз проследили за ее быстрым полетом вниз. Фарфор ударился о деревянный пол, и это было похоже на удар бича[46].

– Скарлет! – Гнев Руби вспыхнул, словно поленья в камине.

Эсме сняла внучку со стола.

– Перестань, Руб, это не ее вина.

Мать уже подбирала с пола осколки фарфорового личика феи: красные губки, голубые глазки с черными ресничками, носик – все черты лица фигурки отделились друг от друга и рассыпались по половицам.

Скарлет смотрела на разбитую фею, и по щекам ее текли слезы.

– Ты такая неаккуратная, – резко сказала ее мать. – Никто не ронял фею более века, но едва ее коснулась ты…

– Успокойся, Руб, она не виновата. Это могло случиться с любой из нас.

– Но ведь это сделали не мы, а она.

Скарлет смотрела на свою мать, та смотрела на нее, и ярость в глазах Руби постепенно остывала, превращаясь в лед, пока на ее лице не застыла маска холодного презрения. Дочка же повернулась к елке и сжала двумя пальцами одну из мигающих лампочек.

Позже Эсме настаивала на том, что пожар начался из-за перегоревшего предохранителя. Руби не говорила об этом ничего. Скарлет потом всю жизнь помнила, как лампочки взрывались одна за другой, рассыпая снопы искр, пока пламя не охватило всю елку.

Беа

В отличие от своих сестер Беа любила прислушиваться к теням, к невидимым существам, шепчущим о чем-то неведомом. Она часто не понимала, что именно они говорят, но знала, как именно нужно обращаться с тьмой. Ведь она как-никак была дочерью своей мама. И, как она надеялась, своего отца.

Клео, которая также была красавицей, влюбилась в чудовище. Правда, это чудовище было отнюдь не прекрасным принцем, которого заколдовала колдунья. Да, он был невероятен, но был демоном в полном смысле этого слова. Мать Беа полюбила его еще до того, как поняла, кто он, и продолжала любить его так же и потом. Они встретились в Навечье в ту ночь, когда Клео исполнилось восемнадцать лет, а Вильгельму Гримму было… К тому времени он прожил уже так долго, что потерял счет своим годам. Это была любовь с первого взгляда.

Это была ночь Выбора, ночь, когда Клео должна была выбрать тьму или свет, жизнь или смерть. Поскольку она была влюблена, ее выбор был предопределен, однако ее сестры выбрали иное. Возможно, чары их отца потеряли для них свою силу после того, как он выбрал своей любимицей Клео – как бы то ни было, они отвергли его предложение и все погибли из-за того, что выбрали не то. Клео видела их смерть, собственно, она их и убила. Обычно этим занимался ее отец, но в ту ночь он решил проявить великодушие и позволил дочери убить своих сестер. Клео приняла этот дар и отплатила за него сторицей. Хотя прежде она не совершала убийств, оказалось, что они даются ей довольно легко.