количестве около двадцати тысяч человек, собрались также на расстоянии мили от столицы. Незадолго до отъезда Петр Басманов успел известить Самозванца о подозрительном стечении вооруженных людей за городом, но тот легкомысленно ответил другу, что «военные люди собираются идти воевать в Крым».

Сторонники Шуйского провели эти отряды через разные ворота в город, говоря непосвященным, что те пришли для служения царю. Овладев всеми воротами, они перестали кого-либо впускать и выпускать ночью в Кремль, опасаясь упустить Самозванца.

Мятеж больше всего поддерживало подозрение, что этот Димитрий — ложный, вымышленный, а также возмущение его действиями. Москвичам сильно надоел произвол поляков, которые стали обращаться с ними, как со своими холопами, нападали на них, ссорились с ними, оскорбляли, били, напившись допьяна, насиловали замужних женщин и девушек. И всех русских возмутило поругание православной веры во время свадьбы Самозванца и Марины Мнишек

Главным зачинщиком этого бунта, мятежа и неповиновения Самозванцу стал боярин Василий Шуйский, тот самый, которого Отрепьев по просьбе поляков помиловал в последнюю минуту, когда он уже стоял коленопреклоненный под топором палача. Знатный боярин из Рюриковичей в самом начале не хотел признать Димитрия истинным наследником престола, но смирился под давлением обстоятельств. Когда же в столице общее возмущение новыми порядками достигло предела Шуйский решил, что настал его звездный час и ему открылась дорога к царскому трону.

В роковой вечер двадцать седьмого мая царские покои гремели от разнообразной музыки. Все пирующие опьянели. Одни поляки пошли отдыхать в свои покои для беспечного сна; другие, возвратившись домой, оживленно беседовали между собой, превознося царя и суля для себя в будущем еще более щедрые, несчетные милости от царских щедрот, с которыми они вернутся в Польшу.

Вдруг к смятению поляков громко ударили, но не в привычные им литавры, а во все колокола. Отовсюду прибежало несметное количество вооруженных людей к Кремлю, и они легко сминали все преграды на своем пути. Алебардщики были моментально рассеяны, а русская стража скрылась, не желая противиться превосходящей силе нападавших.

В ту ночь боярин Шуйский, завоевавший доверие Самозванца, уменьшил во дворце охрану из наемников, приказал открыть тюрьмы, выдать своим сторонникам оружие, а также дополнительно впустил в город вооруженных новгородцев. Под утро ударили в набат. Ничего не понимающий народ хлынул на Красную площадь. Там их ждал сидящий на коне Василий Шуйский в окружении двухсот вооруженных людей. Он стал кричать, что «литва бьет бояр, хочет убить и царя» и звал горожан встать на его защиту.

Возмущенные москвичи бросились бить поляков, а заодно и разграбили дворы, где те жили. В результате бунта было убито свыше пятьсот шляхтичей и их слуг.

В этой неразберихе сам Шуйский во главе двухсот всадников въехал в Кремль. В одной руке он держал меч, в другой крест. Перед Успенским собором он спешился, приложился к образу Владимирской Богоматери и крикнул окружавшим его людям: «Во имя Божие идите на злого еретика!». Толпа ринулась к дворцу. Немецкие наемники опешили, и сторонники Шуйского, пользуясь их рассеянностью подошли совсем близко.

Петр успел по потайному ходу добежать до спальни Отрепьева раньше заговорщиков, прежде велев Трошину идти за подмогой. Слуги еще ничего не понимали и опасались зря будить царя с царицей, которые час назад легли почивать после бала. Басманов сознавая насколько близка катастрофа быстро приблизился к царскому ложу с задернутым шелковым пологом и с волнением произнес:

— Вставай, великий государь, беда! Вовсю колокола звонят, твои враги идут сюда по твою душу!!!

Полог воевода опасался отодвигать в сторону, не желая видеть непотребного зрелища совокупления Отрепьева и Марины Мнишек и тем самым терял драгоценное время.

— Петруша, не торопи. У меня одна нога стала короче другой из-за бесконечных танцев, да и штаны нужно надеть, — послышался из-за занавеси сонный голос Отрепьева, по-прежнему беззаботно прижимающего к себе тело молодой жены.

— Хорош дурачиться, Гришка! Ты уже доплясался со своими поляками до того, что можешь голову свою утратить! — заорал, теряя всякое самообладание Петр. — Сторонники Шуйского сюда идут, чтобы тебя на кол посадить как последнего вора! Накинь на себя что-нибудь, а я попробую их урезонить.

Он вышел на крыльцо и начал увещевать восставших. Толпа, не смотря на его обещания всяких благ, если она отступит от Запасного дворца, по-прежнему с неистовством кричала: «Выдай нам Самозванца!», и под конец его речи начала ломиться к входу.

Петр велел верным стрельцам никого не впускать, а сам снова бросился в опочивальню к другу.

— Бери оружие, Отрепьев! — закричал он. — Дело плохо, мы окружены!

Из сонного лицо Отрепьева сразу стало осмысленным и задорным. Самозванец быстро натянул штаны и успел схватил саблю, когда в спальню вломились нападающие.

Первым в спальню ворвался дьяк Тимофей Осипов, но Басманов разрубил его саблей. Марина велела слугам выкинуть тело в окно, и оно упало прямо перед толпой. Это еще больше обозлило народ — Осипова в городе знали и любили. Теперь уже ничего не могло сдержать толпу — начался штурм Запасного дворца.

Басманов и Отрепьев, крепко сжимая в руках сабли, в лучших традициях куртуазного рыцарского романа пытались перегородить дорогу бунтовщикам, пока Марина убегала в покои своих фрейлин. Петр скоро оказался тяжело ранен ножом в спину думным дворянином Михаилом Татищевым и под натиском многочисленных врагов он с криком упал на пол. Отрепьев после ранения друга попытался выбраться через окно, спасаясь от убийц, но сорвался и упал во двор, вывихнув ногу.

Его стоны услышали стрельцы, стоявшие недалеко на карауле. Узнав царя, они облили его водой и тот пришел в сознание. Отрепьев стал уговаривать стрельцов защитить его, обещал в награду за это отдать им имения и жен бояр-изменников. Стрельцам такие царские обещания понравились, и они внесли Лжедмитрия во дворец, не подпуская к нему заговорщиков.

Настал критический момент для противников Самозванца — неужели тот несмотря на их усилия спасется и снова сядет на трон? Выход нашел Шуйский. По его указанию заговорщики стали грозить стрельцам расправой над их семьями, если те не выдадут им Самозванца.

— Ужо будет вам, побьем всех стрельчих и стрельчат! — стали кричать они, и стрельцы заколебались.

Подумав, они потребовали подтверждения подлинности личности Самозванца у царицы Марфы.

— Если она скажет, что это правда царевич Дмитрий будем стоять за него насмерть. Если же скажет, что он ей не сын, то Бог в нем волен. Ее сын, то мы все за него будем, — возбужденно говорили меж собой стрельцы.

Гонцом к Марии Нагой был послан