оживленно готовились к приезду поляков, глава Стрелецкого приказа укреплял обороноспособность столицы и не мог часто навещать любимую царевну. Но его молодая жена с неиссякаемым терпением любящего сердца ждала и надеялась, что именно сегодня Петр горячо обнимет ее и расцелует, когда она радостно бросится к нему, едва он вступит на порог.

Дочь царя Бориса дождалась лишь прихода калик перехожих, но это было лучше, чем совсем ничего — странники, распевающие духовные песни и былины, разносили по всей стране новости, что делается в столице и как поживает молодой царь Дмитрий Иоаннович. Пять преждевременно постаревших мужчин в латанной одежде вели слепого гусляра, и тот по подсказке товарищей запел у терема Басмановых былину о богатырях, плывущих на Соколе-корабле.

По морю, морю синему,

По синему, но Хвалунскому

Ходил-гулял Сокол-корабль

Немного-немало двенадцать лет.

На якорях Сокол-корабль не стаивал,

Ко крутым берегам не приваливал,

Желтых песков не хватывал.

По окончании былины Ксения как гостеприимная хозяйка пригласила божьих странников в дом и угостила их вкусным обедом в людской. И когда они насытились, стала спрашивать, как люди живут в Москве, довольны ли они своей участью и встречали ли они ее мужа воеводу Петра Басманова.

Старший среди калик перехожих силач Путята степенно ответил молодой женщине:

— Нет, хозяюшка, не видели мы твоего благоверного. Вся Москва бурлит, готовится к свадьбе великого государя с пресветлой панной Мариной Мнишек. Яблоку на улицах негде упасть, а людей в стольный град все пребывает и пребывает безостановочно!

Ксения наградила странников деньгами и гостинцами, и после их ухода грустно подумала, что нескоро она увидит Петра. Как глава Стрелецкого приказа он должен постоянно отвечать за безопасность стольного града, а поляки всегда были беспокойными гостями в Москве.

Воевода Мнишек и его дочь Марина выехали из Самбора еще в начале весны второго марта 1606 года. Больше трёх месяцев потребовалось им, их свите и спутникам, чтобы снарядиться в далекий и не безопасный путь к столице Московского царства.

Весь поезд польской невесты московского царя был необыкновенно многочислен и доходил до двух тысяч человек и стольких же лошадей с огромным обозом. Мечтая об удовольствиях и дорогих подарках за самборским воеводой потянулись едва ли не все его родственники и друзья. Мнишек вёз с собой своего сына Станислава, своего брата Ивана, племянника Павла, зятя Константина Вишневецкого, Сигизмунда и Павла Тарло, трёх Стадницких, из коих один, Мартин, был церемониймейстером Марины, Казановского, Любомирского, Доморяцкого, Голуховского. За Мариной следовала женская свита: пани Герберт, Шмелевская, супруги братьев Тарло — родственников матери Марины Ядвиги, гофмейстерина Казановская. С Мнишками также ехало немало представителей католического духовенства: Франциск Помаский, ехавший по собственному желанию, Гаспар Савицкий, посланный за счёт папы, и семь бернардинских монахов. За каждым паном следовал вооружённый отряд из пехоты и всадников. Вдобавок Станислав Мнишек не отказал себе в роскоши иметь свой собственный оркестр музыки. Он нанял двадцать музыкантов и, кроме того, взял с собой шута.

Путешествие многочисленных вельможных панов, прерываемое продолжительными остановками, совершалось весьма медленно словно ему мешали бесконечные препятствия. Мнишек намеренно медлил, желая в пути получить брачное разрешение для Марины от Его святейшества Римского папы. Поездке препятствовала и погода. Весенний разлив рек ещё не прекратился, и дороги повсюду были в ужасающем состоянии. Из окрестных деревень сгоняли крестьян, чтобы строить и чинить мосты и гати для поляков. В определенных местах путников встречали бояре, присланные из Москвы Лжедмитрием с дорогими подарками, каретами, палатками. Двадцатого апреля состоялась торжественная встреча царской невесты с русскими вельможами в Лубно. Всё было обставлено так, чтобы поразить умы посторонних зрителей и гостей. Марину и ее отца встретили и поздравили с благополучным прибытием Михаил Нагой и князь Масальский. Они горячо благодарили воеводу за то, что он был ангелом-хранителем их царя, били челом Марине, с восторгом целовали её царскую руку и выразили готовность исполнить все её желания.

Дальше Марина ехала в сопровождении нескольких сот московских всадников и уже не как дочь польского воеводы, а как невеста русского царя. Высоких путешественников всюду принимали с большим почетом. Многочисленное духовенство и народ выходили с иконами и хлебом-солью. Горожане предавались шумному веселью и дарили им ценные меха. Дети боярские и стрельцы выстраивались в праздничном наряде. Поляки с своей стороны дали почувствовать русским свою преувеличенную гордость и высокомерно принимали все воздаваемые им почести как само собой разумеющее.

Путешественники проехали Смоленск и Вязьму. В последнем городе воевода отделился от дочери и с частью своей свиты поехал вперёд. Двадцать четвертого апреля он торжественно въехал в Москву. Петр выехал к нему навстречу за город, одетый в шитое золотом гусарское платье, во главе отряда дворян и детей боярских. Воеводу поместили в бывшем доме Бориса Годунова, ставшего собственностью воеводы Басманова недалеко от царского дворца. На другой день Самозванец принимал своего тестя и его родственников в парадной аудиенции, в так называемой Золотой палате, сидя на роскошно украшенном троне, в полном царском облачении, в присутствии боярской думы, причём по правую сторону от него сидел патриарх с архиереями, по левую знатнейшие бояре. По сторонам трона стояли четыре рынды в парадных кафтанах и с топориками. Великий мечник стоял наготове и держал обнажённый меч. Воевода Мнишек после поклонов сказал приветственную речь, столь отечески трогательную, что Самозванец как отметили польские послы в своих письмах «плакал как бобр, поминутно утирая платком свои глаза». Обездоленный сирота Юшка Отрепьев, дорвавшийся до царского трона в какой-то момент поверил в то, что в лице Мнишеков он обрел подлинную семью и долгожданное счастье. Петр Басманов с удовлетворением заметил, что былая любовь к прекрасной полячке с новой силой вспыхнула в сердце Григория, чувство, горевшее в его сине-голубых глазах, было искренним и неподдельным. Воеводе можно было больше не опасаться, что Отрепьев отобьет у него Ксению.

Великий секретарь Афанасий Власьев держал за царя ответ и приветствовал польскую делегацию. После этого гости подходили к Самозванцу и целовали у него руку, а потом в придворном храме все отстояли обедню, за которой последовало пиршество, устроенное уже в новом деревянном дворце.

В следующие дни в этом дворце происходили ночные пиры и попойки, сопровождаемые польской музыкой и танцами. Самозванец являлся одетым то по-московски, то в богатом гусарском наряде. Тешил он своих гостей и звериной травлей, для чего в одном подгородном селе собраны были разные звери.

Тем временем закончились приготовления к приезду Марины. Так как с дороги она должна была предварительно отдохнуть, у ворот столицы возвели роскошные палатки. Самозванец велел разбить несколько