вернулся домой, и на следующий день ближе к вечеру приехал в церковь Преображения Господня со своей невестой и свидетелями как условился для венчания. Служки уже ждали их в парадном облачении в притворе храма, освещенного сотней зажженных свечек. Священник Никодим вышел из Царских врат навстречу молодым. Увидев среди свидетелей знакомую ему Дарью Ивановну Федулову женщину богобоязную и основательную, на которую можно было всецело положиться, достойный священник несколько успокоился и перестал опасаться, что брак воеводы Басманова, которого он взялся венчать, могут признать незаконным, а когда увидел невесту то понял и причину скрытности жениха. Никодиму приходилось бывать в Москве в период его послушания и ему выпал случай увидеть царевну Ксению Годунову в Архангельском соборе. Понятным стало скрытие дочери царя Бориса от посторонних глаз, — во время царствования Самозванца все враги Годуновых сорвали с лиц свои маски, и они могли причинить вред, а то и убить беззащитную девушку. Вторая причина скрытности воеводы Басманова состояла в том, что он не хотел, чтобы влюбчивый Отрепьев узнал о подлинном местонахождении Ксении. Больше он своему непостоянному другу не доверял, зная, что никакой мужчина от его царевны по собственному желанию не откажется.

Церковное таинство венчания больше не сомневающийся в правильности своих поступков священник Никодим совершил по всем правилам. Сначала он исповедал и причастил молодых, вручил им зажженные венчальные свечи и повел к алтарю.

Далее им была прочтена длинная молитва с участием диакона и хора. По завершении молитвы священник взял обручальное кольцо, три раза совершил крестное знамение над головой жениха и надел его на палец. То же Никодим сделал и с невестой. После обручения он прочел следующие молитвы, и также ектения, молитвенное прошение к Господу о счастливом браке. Выбранные Петром Басмановым свидетели держали венцы над молодоженами во время обряда венчания.

Домой Петр и Ксения благополучно вернулись венчанными мужем и женой. Пусть это была не та пышная и веселая свадьба, о которой мечтал прежде воевода Басманов, не патриарх соединил их, а скромный сельский поп, теперь это не имело значения в его глазах — главное, что Ксения была с ним рядом.

Няня Федулова с молитвой переменила девичью прическу Ксении на женскую, и отвела ее в украшенную душистыми травами и коврами опочивальню, где новобрачную с нетерпением ждал Петр.

Не дав ей ни слова сказать, муж подхватил ее на руки и понес к большой кровати, занимающей основную часть опочивальни и опустил на подушки. Оказавшись на широком ложе Ксения завороженно смотрела на то, как Петр начал избавляться от своей одежды. Его тело выглядело совершенством, похожим на искусно вытесанную статую и более красивого мужчину ей было трудно представить. Мощный мужской торс не содержал в себе ни капли лишнего жира, выдавая большую физическую силу.

Он приблизился к ней, заставляя ее неискушенное сердце биться с небывалой силой. Любовно обняв девичьи плечи, Петр бережно уложил молодую жену на спину и, нависнув над ней, избавил ее от сорочки, шепча ласковые слова. Затем он стал умело ласкать ее округлые груди, плоский живот, постепенно спускаясь все ниже до самого сокровенного места в женском теле. Ксения инстинктивно сжалась, страшась неизвестности, но Петр успокаивающе снова ласково провел по ее телу рукой, и Ксения без раздумий доверчиво подалась ему навстречу.

Он стал медленно, но уверенно входить в нее, и Ксения ощутила легкую боль, которая скоро прошла, а она потерялась в потоке новых незнакомых потрясающих ощущениях, даривших ей наслаждение, равное которому не было удовольствия на свете. Эти ощущения стали самым удивительным и прекрасным из того, что случилось в ее жизни. Будто вся комната и она заодно с нею загорелась ясным огнем, преодолевавшим земное притяжение и приближающее к недоступным небесам. И в тоже время она охотно погружалась в глубины любовной страсти, пылающей в глазах ее Петра.

Ксения прежде не подозревала, что в суровом и высокомерном воеводе Басманове таилась неисчерпаемая бездна любви, нежности и страсти. Он не взял ее на ложе как суровый муж, требующий подчинения, как завоеватель, не терпящий возражения от пленницы, он сам отдавался ей охотно и безусловно, как будто удовлетворение ее желаний было смыслом его жизни.

Утром они проснулись счастливые и умиротворенные. Возле окошка ворковали белоснежные голуби, и Петр почувствовал себя благословенным — теперь у его спальни не ворон зловеще каркал, а мирно перекликались Божьи птицы. Одно только мучило и смущало воеводу Басманова — обстановка его имения в Люберцах была слишком скромна для дочери царя Бориса, не было в имении роскоши, к которой она привыкла в кремлевских палатах.

— Ксеньюшка, не слишком подходит тебе мой дом. Боюсь ты скоро заскучаешь по отцовскому Запасному дворцу, — с сокрушенным видом произнес Петр.

Ксения доверчиво прижалась к мужу и сказала:

— Твой дом теперь мой дом, Петр, и лучше места мне не найти. Единственное, о чем я жалею, так это о Балабошке. Хотя бы дочь сандомирского воеводы Марина Мнишек оказалась доброй девицей, и не будет обижать обезьянку, когда приедет в Кремль и станет русской царицей.

Петр не мог не улыбнуться в ответ на ее слова. В этом была вся его Ксения; со своим добрым сердцем она не только о людях волновалась, но и об бессловесных животных.

— Ладно, присмотрю я за животинкой, позабочусь, чтобы ее никто не обижал, — пообещал он молодой жене, и снова начал жадно целовать ее в уста, пользуясь возможностью насладиться ее красотой, пока длился его отпуск. К декабрю Отрепьев приказал ему явиться в Кремль, и через неделю Петр отправился в Москву продолжить не только государеву службу, но намереваясь найти злодея — травника Трифона, угрожающего верной смертью его молодой жене.

Глава 17

Ксения сидела на лавке, облокотившись на окно горницы и смотрела на дорогу, ведущую в необозримую даль. После венчания ее участью стало постоянное ожидание любимого мужа из Москвы и ласковой с ним встречи. Еще зимой он часто, дня через три-четыре после отъезда наведывался к ней, но с наступлением тепла ему дел добавилось на государевой службе и хорошо если их разлука длилась не больше недели. Отрепьев снова начал мечтать о Марине Мнишек, из Польши ее отец боясь упустить столь завидного зятя дал окончательное согласие на брачное предложение русским послам, и Петр искренне простил друга за нарушение уговора. Нечистый попутал Григория, соблазнив его красотой невесты Басманова, но ангел-хранитель Ксении помог ему вовремя вырвать девушку из рук похотливого бабника. В Москве