эта ночь – всего лишь одна ночь. Без ожиданий, которые разобьют мне сердце, едва взойдет солнце. Поэтому робко трепещущие крылышками Lepidoptera попали под запрет, и… Тут у меня щиплет в глазах.

Я так и не ответила. Не в силах подобрать и несколько слов, чтобы составить связное предложение.

– Я… в общем… – Что я говорю? Что нужно говорить? Что, черт побери, я должна сказать? Мне смешно от собственной беспомощности. – Ты мне тоже нравишься, – перевожу я на нормальный язык свой лепет, даже близко не являющийся правдой. Ты мне очень-очень нравишься. Уже ближе. Ты нравишься мне безумно. Вот это реально было бы правдой!

Эзра опускает взгляд. А когда снова поднимает, уголок его рта изгибается вверх.

– Надо же. Ариэль обрела голос.

Он поглаживает меня по плечу, утыкается носом в волосы, пахнущие его шампунем. У меня вообще все пахнет Эзрой. Когда-нибудь настанет момент, когда я опять буду пахнуть сама собой и нейтральным моющим средством – таким как сода. Этот момент будет печален – из-за одного только вопиющего контраста между содой и Spicebomb. Я буду чувствовать себя одинокой, потому что меня не окутают согревающий аромат и теплые руки Эзры. Утешусь одним – бабочки живут от пятнадцати до тридцати дней, и слова «ты нравишься мне безумно» сами собой скоро улетят в вечность.

– Ты так громко думаешь, что я практически слышу твои мысли, – шепчет Эзра.

Чтобы прекратить думать, я надавливаю ему на плечи и заставляю перекатиться на спину, чтобы я смогла на него вскарабкаться. Отражение моих волос в темном оконном стекле выглядит так, словно я снимаюсь в рекламном ролике шампуня, демонстрируя экстраобъем. Убираю за ухо пряди и облизываю губы, которые до сих пор горят.

Эзра лежит подо мной, и я целую уголки рта, обвожу пальцами контуры бровей, разглаживаю складки на лбу… Вот только сразу после этого он опять морщится, и я тихонько смеюсь.

– У меня на лбу нет точек, чтобы их соединить, – произносит Эзра.

Я молчу – знаю, куда это может нас завести. Знаю без всяких точек. В горле саднит, однако я игнорирую позывы сглотнуть. Все кажется слишком театральным. Нет, сегодня ночью больше никаких фантазий. Побуду бесстрастной. Я могу просто заниматься сексом, получать физическое удовольствие и не испытывать при этом чувств. Лучше вообще не задаваться вопросом, что случилось. Я и так знаю. Все было хорошо. Даже очень. Наверное, я должна быть счастлива. И я действительно счастлива! Вот только счастье какое-то странное.

Неужели и другие люди думают так же много?

Эзра нащупывает телефон на прикроватном столике, разблокирует и переключается на фронтальную камеру, чтобы сфотографировать нас. Мы в кадре по плечи – никто и не поймет, что голые. Эзра с растрепанными волосами и дерзкой ухмылкой привлекателен до жути. А вот я, наоборот, таращусь в объектив остолбенело, будто смотрю в глаза скорой смерти своих бабочек. Однако, приглядевшись внимательнее, вынужденно признаю, что по-прежнему выгляжу такой же отвязной, как в зеркале ванной комнаты.

– Перешлю тебе, – говорит Эзра.

Наверное, мне лучше стереть это фото. Не бегать же повсюду с телефоном, где на снимке я с Эзрой Афзалом! Допустим, телефон украдут или я его потеряю; придется тогда телепать с повинной в ближайший полицейский участок, как той женщине в день моего ареста. Боже, зачем мне это фото, не надо!.. Тем не менее безучастно смотрю, как Эзра нажимает «отправить», затем бросает айфон между подушек и жестом показывает на торчащие из-под сползшего покрывала ручки бумажных пакетов.

– Согласно советам глянцевых журналов, вроде бы нужно притронуться к еде, чтобы свидание засчитали как свершившееся. Возможно, даже требуется пережевывать пищу определенное количество секунд, иначе оно не станет идеальным. Проверить не могу, потому что должен поесть немедленно. Иначе упаду в обморок. Как ты на пляже.

Эзра зажмуривает глаза, словно теряет сознание, и я со смехом подскакиваю, хватаю его рубашку с пола, накидываю на себя и иду в ванную искать стринги. Они, как выяснилось, остались сухими – Эзра вовремя вытащил их из-под душа.

Когда я возвращаюсь в спальню, Эзра, тоже наскоро одевшись, стоит на балконе. На том же самом огромном балконе, куда выходит и дверь гостевой комнаты. Эзра достает фастфуд из пакета и выкладывает на низкий столик у дивана. Ого, а у нас меню из четырех блюд!

– Когда ты перенес меня с пляжа в машину…

– Ну? – Он поднимает глаза.

– Как ты там оказался?

– Льюис хотел убедиться, что ты узнала о статье до того, как тебя поймал какой-нибудь репортер. Было бы неприятно.

– Должно быть, ты здорово перетрухнул, – догадываюсь я. – Наверное, сказал: «Только этого не хватало!» – и перебросил меня через плечо, как грязный мешок.

Эзра весело фыркает.

– Я испугался за тебя до полусмерти и нес, как принцессу. Иди сюда, съешь что-нибудь. У меня сил не хватит тебя тащить, если ты вдруг вновь отключишься.

Я прикусываю губы, чтобы не расхохотаться. Принцесса!.. Затем сажусь, поджимаю под себя ноги и обнимаю руками колени.

– Ты в тот день была единственной… – Эзра протягивает мою порцию – печеную картошку, остывшую и помятую. Собственно говоря, у нас не ужин, а скорее очень ранний завтрак. Я жадно схватываю картофелину, впиваюсь в нее зубами и наблюдаю, как Эзра собирает свой развалившийся на части бургер.

– В смысле?

– Ты была единственной, кто при неспокойном море заплыл так далеко. Я не знал, что это ты. Однако пару раз был близок к тому, чтобы подойти к спасателям и поинтересоваться, какого черта они не выполняют свою работу.

– Вероятно, сообразили, что я не собираюсь топиться, – отвечаю я, стараясь припомнить, действительно ли в тот день была единственной, кто заходил в воду.

– Жаль, я не сразу понял, какая ты безбашенная, – произносит Эзра и откусывает от бургера, как будто делать подобные комплименты для него в порядке вещей.

Я не переспрашиваю. Попробуй догадайся, что он имеет в виду!

На улице еще совсем темно, только тусклые фонари рассеивают мрак. Увидеть бы границу, где ночное небо встречается с морем! Луна нависла над горизонтом и вот-вот зайдет; она кажется такой близкой, что можно невооруженным глазом различить кратеры. А в телескоп наверняка рассмотреть и больше…

Эзра ловит мой взгляд.

– Это телескоп Олив. Подарок на день рождения. Я подумываю на следующий год презентовать ей загадочную и жутко тяжелую коробку, чтобы целый день таскала ее с собой.

– Очень остроумно! – Я заливаюсь хохотом. Хохотом! Я! Обычно я просто смеюсь. Да и то редко. Однако с Эзрой смеюсь часто. А сейчас и вовсе хохочу, как маленький ребенок. Будто в голову забрались бабочки и парализовали там несколько участков мозга. – А почему он тут стоит? – интересуюсь я несколько смущенно.

– Олив живет в центре, и у нее нет балкона. Хотя, полагаю, она оставила