Я смотрю на небо, где висит лимон. То, что происходит со мной и с Эми, – настоящий сюрреализм. Нам нереально хорошо.

– Паркер Темс, – произношу я наконец, и хотя это всего лишь буквы, Эми ясно: я доверяю тайну.

– Эзра Паркер Темс? – переспрашивает она.

– Эзра Паркер Темс, – повторяю я ей прямо в ухо и, прежде чем она начинает докапываться, как я выбрал псевдоним Афзал, рассказываю сам: – Искусство для меня всегда было областью, в которой я не обязан придерживаться определенных правил; наоборот, я выражаю себя, свое «я» на данный момент. Я был бунтарем, хотя и не всегда. Впрочем, неважно. Холсту мое бунтарство никогда не вредило. – Я тихонько смеюсь. – Я выплескивал на него свое восприятие мира – и сам становился лучше. Афзал в переводе с арабского означает «самый лучший».

– По-моему, ты специально подыскивал имя, которое означает «самый лучший», – шепчет Эми. Ее шепот вплетается в щебетание птиц, которые сидят в кронах деревьев и дожидаются, когда над миром взойдет солнце.

Я часто задавался вопросом: что делает птиц по утрам такими счастливыми?

Я в это время суток обычно чувствую себя усталым, а вот в течение дня, наоборот, в хорошей форме. Обычно. Но не сегодня.

Тело Эми становится все тяжелее. Я наблюдаю, как заходит луна, жду, пока солнце засияет над бухтой, а затем приношу из комнаты одеяло и укрываю Эми. После звоню художникам в фирму, желая удостовериться, что все идет по плану, и сообщаю им о дополнительной детали, которую хочу добавить в мурал. И сразу же отправляю эскиз.

Глава 27

Эми

Эзра должен уладить до отлета еще пару формальностей, поэтому в девятом часу утра он отвозит меня домой вместе с роковой посылкой для Фрейи. По пути мы заезжаем позавтракать. И прощаемся в стиле «не говори мне прощай» – поэтому в ту секунду, когда отрываемся друг от друга, становится немного больно. Все как бы меркнет. Мои мысли, моя улыбка, мое ощущение полета. Но не успеваю я подняться в квартиру, как Эзра шлет мне сообщение.

До скорого, Ариэль.

Я театрально падаю на кровать, перечитываю послание не менее двадцати раз, перекатываюсь на матрасе, чуть не захлебываясь от восторга, сдуваю волосы со лба, перечитываю послание еще раз и понимаю, что влюбилась. Вот что такое влюбленность! Необычное, яркое, всепоглощающее и пронзительное состояние. Не могу больше ни о чем думать, только о будущем и о том, как я рада. Все прочее отходит на задний план, кажется мелким, ничтожным и потому абсолютно безвредным. Коварное, обманчивое и потрясающее чувство. Я смеюсь. С ума сойти – я готовилась написать статью о любви и при этом… влюбилась! Я! Убийца Валентинова дня!

На волне эйфории я набираю статью об океане прямо в телефоне и отправляю Эзре на почту, на случай, если он захочет ее прочесть во время полета или после.

Потом сижу и жду Фрейю; она как раз должна вернуться со смены в больнице. У меня насущная потребность выговориться и вдобавок узнать наконец, что находится в тяжеленном ящике, который перевернул с ног на голову мой вчерашний вечер. Как назло, именно сегодня подруга запаздывает; тогда, чтобы отвлечься от событий минувшей ночи, я беру ноутбук, устраиваюсь поуютнее на кухне и начинаю писать текст для спецвыпуска «Статуса». По меньшей мере пытаюсь писать – потому что на деле битых пять минут смотрю на курсор в пустом вордовском документе и заклинаю его сдвинуться с места. Ну как, черт возьми, преобразовать чувства в слова? Описать то, что невозможно постичь? Вроде бы внутренне все логично. Мое тело и моя голова вполне осознают, что произошло. Но при попытке это описать получается полнейшая бессмыслица. Слова «я влюблена» значат не то же самое, что я ощущаю, когда влюблена. Наверное, нужно окунуть фразы в уксусную кислоту, пропустить через них электрический ток, завернуть буквы в сахарную вату и посыпать сверху дозой наркотика, чтобы они воздействовали на читателя хотя бы приблизительно так же волнующе, как тот ураган чувств, который бушует во мне.

Как находит свою любовь наше поколение? До недавнего времени я чаще задавалась другим вопросом: почему наше поколение ищет любовь? Однако бабочки в моем животе еще живы, и когда я печатаю предварительный заголовок, пальцы внезапно перестают слушаться и начинают стучать по клавишам сами по себе. Я завороженно наблюдаю за тем, как текст возникает словно по мановению волшебной палочки. Будто я ничего не сочиняю, а читаю написанное фраза за фразой, по мере возникновения:

Специальный выпуск журнала «Статус» (придумать броский заголовок!)

Любовь. Мы вкладываем в эти шесть букв суть явления, смысл которого практически не понимаем. В сущности, вся наша жизнь вертится вокруг того, чтобы любить и быть любимыми. Случается всякое, мы можем разочароваться и затем снова поверить. И не только другим людям. Намного важнее вновь поверить в себя. Если кого-то из нас отвергли, это не значит, что мы недостаточно хороши. Мы просто недостаточно хороши друг для друга. Чем твердить в который раз, что наши сердца разбиты, а души ранены, лучше вспомнить, что они, несмотря ни на что, заживают. Потому что чем отчаяннее мы придерживаемся мнения, что любовь может нас уничтожить, тем сложнее влюбиться на самом деле.

А затем я добавляю кое-что, что всегда держала при себе. Потому что всю жизнь предпочитала делать вид, будто у меня все хорошо. Все окей, я такая суровая, что за секунду справляюсь с любым горем. Потому что всегда плакала только в одиночестве, и чтобы никто не застукал. Однако каждый из парней, который когда-то разбил мне сердце… все они внесли свой вклад в то, что я сидела в кабинете Ричарда и думала: «Любовь – вещь ненужная, достойная насмешек и вообще не существует». Внезапно я осознаю – как грустно, что предоставила всяким идиотам типа Рона, любителя салата с тунцом, возможность отобрать у меня веру.

И я пишу, тряхнув головой:

Как люди ищут в наше время любовь? Большинство из нас, вероятно, ищут ее от безнадежности! Потому что мы упорно стремимся к тому, что считается правильным, стараясь замаскировать свои недостатки. Единственная ошибка лишь в том, что мы чествуем любовь в Валентинов день, а остальные 364 дня в году не пускаем ее на порог.

Я перечитываю текст с самого начала и посмеиваюсь – настолько непохоже на меня! И все же я до сих пор еще чувствую Эзру. Везде. Мои волосы пахнут так, словно над головой взорвался флакон шампуня Spicebomb. Может, это облако аромата и определило мое восприятие. А