Шрифт:
Закладка:
Ни одной.
Глава 27
Синти отдыхает, облокотившись о палеты, на ее ботинках налипли комья грязи, а капли пота проложили дорожки сквозь грязь на лице, напоминая гравировку.
Я смотрю на дом. Ленн еще не вернулся.
Захожу в сарай с бутылочкой Хуонг под мышкой. Она взволнована, привязанная к моему телу одеялом, вокруг нее накинуто еще одно, и все это под моим пальто, пальто его матери.
Здесь воняет свиньями, фекалиями и кровью.
Первая половина постройки – пустые загоны для свиней, отделенные металлическими ограждениями. На земле солома. Кормушки из нержавеющей стали, в которых нет ничего, кроме черного и белого птичьего помета, кормушки для поросят с сосками, направленными вниз, но без поросят, которые могли бы их найти.
Бутылка слегка нагрелась. Она еще не дошла до температуры тела, но уже не такая холодная. Синти обходит перегородку со шлакоблоком, и я снова оглядываюсь на дом.
Его там нет. Пока.
– Джейн, – говорит она.
Во мне еще меньше от Джейн здесь, вдали от дома, от маленькой спальни, от плиты, от запертой тумбы с телевизором и от тряпок его матери.
Я обхожу заграждение, чтобы встать рядом с Синти; ветер свистит в щелях между блочными стенами и крышей из гофрированного железа.
– Если дверь открыта, лучше покорми ее там, там меньше ветра. – Мы поворачиваемся к домику на колесах.
Он ветхий. Может быть, это тот самый дом, в котором Ленн отдыхал с матерью в Скегнессе? Он по-прежнему здесь? Большинство окон заколочены или заклеены, а основание подперто шатающимися шлакоблоками.
– Унеси малышку с ветра, – говорит Синти, – я постою на улице.
Но я не уверена, что хочу войти в этот домик на колесах, принадлежащий Ленну и его матери. Я иду к нему, порывы ветра завывают в гофрированной железной крыше, вдалеке мелькают машины, в нескольких часах ходьбы от домика, и это не похоже на безопасное место. Теперь я отчетливо вижу, что он заперт. Огромная цепь прикреплена к бетонному полу сарая.
– Все чисто, – говорит Синти. – Давай, залезай, и через пять минут снова двинемся.
– Зайди со мной, – прошу ее.
– Кто-то должен наблюдать снаружи, – отвечает она. – Я помогу тебе, а потом вас тут подожду, хорошо?
– Кажется, он закрыт.
Мы приближаемся к домику на колесах.
В правом нижнем углу двери автофургона есть небольшое отверстие – треугольный вырез. Через это отверстие проходит цепь, прикрепленная к бетонному полу свинарника, в котором нет свиней.
Мы с Синти переглядываемся, и я прижимаю Хуонг к себе.
Она молчит и не двигается. Тишина. Здесь нет ничего.
– Давай корми ее, – говорит Синти, – и поторапливайся. Нам скоро идти, он вот-вот вернется.
Я тянусь к двери из стекловолокна и дергаю ручку. Не заперто. В лицо мне ударяет теплый, затхлый воздух.
– Есть тут кто? – спрашивает Синти.
Тишина.
Я вхожу в дверной проем, и автофургон слегка шатается на своих шлакоблочных опорах. Он заброшен. Справа от меня небольшая кухня, треснувшая пластиковая раковина, окно затянуто пузырчатой пленкой. Возле крана лежит каталог Argos. Двести семнадцатая страница. Электрические газонокосилки.
– Никого нет, – произносит Синти.
Она щелкает включатель чайника, тот загорается, и мы переглядываемся.
Я ставлю воду кипятиться.
– Надо торопиться, – говорю Синти. – Я в порядке. Постой на улице, мне надо минут пять. Три, если малышка покушает в темпе.
Спальня – это две односпальные кровати, разделенные узким проходом, и кучи тряпок, простыней и грязных одеял, наваленных поверх каждой. Я открываю дверь в душевую. Она заплесневелая, но чистая. Здесь есть зубная паста. Какая-то старая марка, которую я никогда раньше не видела.
– Давай, крошечка, – говорю я, усаживаясь на односпальную кровать. Достаю бутылочку из-под руки. Подношу ее ко рту Хуонг, и она припадает к ней так, будто ее не кормили несколько дней. Она сосет и прижимает одну холодную ручку к бутылочке, а другую – к моей груди, к ее якорю, к ее теплу. И тут одеяла на другой кровати начинают шевелиться.
Вскакиваю и отступаю от кровати, Хуонг выпускает бутылочку изо рта, вскрикивает, и я спешно ковыляю к двери. Цепь, проходящая через дверь, та, что снаружи, прикреплена к кровати. К подвижной кровати.
Надо спрятаться. Бежать.
Я пробираюсь к месту, где автофургон прикреплен к бетонному полу.
– Привет.
Я останавливаюсь.
Оборачиваюсь – в дверях фургона Ленна стоит женщина. Прищуриваюсь, но я и так знаю этот голос. Чуть не роняю собственную дочь. Я сплю? Неужели мне привиделось из-за лошадиных таблеток? Я умерла?
– Ты пришла, – шепчет она.
Глава 28
Мне стало еще холоднее, мороз пробирает до самых костей, а Хуонг затихла.
Женщина стоит, вытянув руки, прикованная цепью к лодыжке с помощью какой-то ужасной оковы, по ее щекам текут слезы.
– Нет, не может быть, это не ты.
– Ты пришла, – всхлипывает она. – Я знала, что ты меня найдешь.
Я оглядываюсь, но не вижу Синти.
– Как ты сюда попала? – спрашиваю я, постукивая пальцами по виску. – Не может быть.
Я подхожу к ней. Она отходит на шаг, бросает взгляд на мою лодыжку и потрясенно выдыхает, прикрывая рот руками.
– Танн? – спрашивает она.
– Ким Ли!
На ней слои тряпок и одеял, волосы длинные, до бедер, а тело истощено до состояния каркаса.
Я протягиваю руку.
Она берет ее и прикладывает к впалой щеке, и я падаю. Морщу лоб, задавая себе сотню неотложных вопросов. Она падает на меня, Хуонг между нами. Мы сливаемся в таком неистовом объятии, что ничто и никогда не сможет его разорвать. Моя ладонь упирается ей в щеку, мой нос – в ее волосы, ее рука – в мой затылок, ее лицо – в мою шею, рядом с ее маленькой племянницей.
– Ты пришла. – она всхлипывает. – Слава богу, ты пришла!
Я качаю головой.
– Я никуда отсюда и не уходила. – Я показываю на стену сарая в направлении его дома. – Я была вот там, в доме Леонарда.
– Ты знала, что я здесь? Он тоже тебя в кандалы заковал? – Она смотрит на мою изуродованную лодыжку.
– Я не знала, Ким Ли, я понятия не имела. Ублюдок. Сволочь. Он сказал мне, что тебя пять лет назад депортировали из страны.
По ее щекам текут слезы, но мои щеки сухие.
– Что он с тобой сделал, – спрашиваю я, оглядывая автофургон и цепь. – Что он сделал?!
– Он хотел, чтобы я была тут. Он приезжает каждый вечер на своем квадроцикле. Говорит, мне
